Читать книгу "Ошибка Коперника. Загадка жизни во Вселенной - Калеб Шарф"

* * *

Вывод, который делаю я сам для себя[218], позволяет увязать все, о чем мы с вами беседовали. Вспомните, что я говорил о жизни как о феномене, возникающем на грани, о том, что жизнь зарождается на пляшущих стыках между разными наборами переменных, описывающих физические условия. Теперь давайте применим это правило к противоречию между заурядностью и уникальностью. К какому варианту мы склонимся?

Вот к какому: наше место во Вселенной – особое, но не значительное, уникальное, но не неповторимое. Принцип Коперника одновременно и верен, и неверен, и пора это признать.

Взгляните на все факты, которыми мы теперь располагаем – от химии космоса до динамики формирования планет, – на то, как эволюционируют бок о бок биология и геофизика у нас на Земле. Думаю, не приходится сомневаться, что во Вселенной предостаточно мест, где возможно создание среды для зарождения жизни, основанной на тех же принципах и состоящей из тех же кирпичиков. Благодаря этой множественности конкретно наша, человеческая биология, ее эволюционная история и ее связи с условиями в масштабах планеты и Солнечной системы вполне могут быть уникальными, если исследовать их при помощи очень точных циркуля и линейки. Однако из этого не следует, что жизнь – и даже сложная жизнь – не может достичь такого же состояния другими путями. Возможно, мы особые и уникальные, однако нас окружает Вселенная таких же сложных, таких же особых и уникальных живых существ, которые просто описывают иную траекторию. Наша уникальность уравновешивается тем, что в пышной панораме жизни мы не представляем собой ничего исключительного, мы просто один из вариантов манифестации одного и того же явления.

При всем при том любой апостериорный анализ того или иного явления – в противовес интуиции – требует, чтобы изначальная предпосылка была такова, что это явление – самый распространенный вариант исхода событий. Бейсбольный мяч, который угодил в руку Джо, все равно должен был в кого-то да попасть. Это ясно. Поэтому вполне может быть, что появление жизни, подобной земной, не зависело от тонкостей наших космических обстоятельств – то есть вся необычность Солнечной системы в данном случае всего-навсего ложный след.

Но есть и другая крайность – может быть, что определенные качества нашей окружающей среды играют в возникновении жизни определяющую роль, что именно они обеспечили тонкую настройку, обеспечивающую наше существование. Однако, как я показал, свидетельства в пользу этой точки зрения могут натолкнуть на ошибочные выводы. Поэтому лично я склоняюсь в сторону нашей особости и даже, возможно, уникальности, но не значимости. Космические условия приводят к существованию огромного количества планет, среда на которых скорее напоминает земную, чем непохожа на нее. Они могут быть и больше, и меньше Земли по размерам, однако обладают тем же потенциалом. Мы уже знаем, что в нашей Галактике десятки миллиардов подобных каменистых планет. Ни одна из них наверняка не повторяет в точности нашу Землю ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем – такого просто не может быть из-за хаоса и случайности. Однако мне кажется, что это разнообразие – не препятствие к возникновению жизни. Если среда на планете не так уж сильно отличается от земной, и простая, и сложная жизнь, возможно, найдут способ зародиться.

Идея в том, что есть много способов создать основную механику живых организмов из одного и того же строительного материала. В сущности, я имею в виду, что разделение жизни на Земле на огромные домены бактерий, архей и эукариотов – это всего лишь один вариант, один исход событий. Однако некоторые ученые ратуют за так называемую конвергентную эволюцию[219] – считают, что существует лишь ограниченное количество применимых биологических моделей и что эволюция всегда дрейфует в их сторону. Подобная аргументация позволяет объяснить, как получилось, что и позвоночные, например, люди, и головоногие, например, кальмар, обладают похожими «глазами-линзами», хотя наши эволюционные пути разошлись давным-давно.

Принцип конвергентной эволюции применялся еще и для того, чтобы доказать, что существует лишь ограниченное количество «применимых» вариантов поведения белков – ограниченный набор различных молекулярных структур, способных выполнять одни и те же функции. Ограниченность инструментария белков показывает, что для существования жизни в каком бы то ни было уголке Вселенной должны появиться одни и те же молекулы. Не исключено, что подобное биохимическое единообразие снижает количество возможных биохимических механизмов и биологических моделей зарождения жизни повсеместно во Вселенной. Однако я не убежден, что это можно считать доказанным, по тем же причинам, которые так сильно затрудняют ретроспективную оценку случайных событий: если считать Землю за образец, мы рискуем впасть в пагубное заблуждение.

Мне кажется, что точка зрения, которую я сейчас объясняю, – это самое оптимистичное толкование накопленных на сегодня данных. Оно допускает и изобилие жизни во Вселенной, и нашу особость. Оно не противоречит всему, что говорят нам на данный момент статистические оценки. И есть у него еще одно волшебное качество – его можно проверить, оно подводит нас, пожалуй, к самому интересному варианту: собравшись с силами, мы сумеем выйти за рамки собственных обстоятельств и, помимо особости, обрести еще и значимость. Ведь несмотря на то, что гипотеза, которую я представил, стала конечным результатом тщательной оценки колоссального массива доступных нам данных, задача еще отнюдь не решена. Открытия и гипотезы, о которых вы прочитали на этих страницах, выводят нас на неизведанную территорию. Эти рубежи – декорации для тех историй, которые я оставил напоследок: одни – о научном риске, другие – о фантастических предположениях, которыми тем не менее хочется поделиться, третьи – о вопросах, которые мы должны себе задать.

* * *

18 августа 1977 года американский астроном Джерри Эйман сидел за кухонным столом и листал бесконечные страницы компьютерной распечатки. С этих страниц на него изливался зашифрованный поток циферок и пробелов, расположенных ровными колонками. Тщательно прочесав эту чащобу информации, Эйман вдруг заметил на одной странице весьма необычную комбинацию. Вместо цифр от 0 до 9 компьютер выдал колонку символов 6EQUJ5. Эйман схватил красную ручку, обвел эти символы, а слева, на полях, написал: «Ого!» («Wow!»).