Читать книгу "Удар отточенным пером - Татьяна Шахматова"

– Извините, – вмешалась Миллер, резко подаваясь вперед и медленно, но верно взбираясь на истеричные ноты. – Виктория, вы снова валите с больной головы на здоровую. Я говорила только про газету и ничего не говорила ни про взрывы газгольдеров, ни тем более про отобранных детей.

Виктория вопросительно глянула в сторону нашей живописной кучки за трибуной, как будто спрашивая, ну и чего вы стоите? В этот раз я был полностью с ней согласен, потому что, в сущности, дальше разговаривать было не о чем. Миллер прочно встала на путь эмоционального отпирания из серии: «Я дурак? Сам дурак!». Борис тоже распознал конец дискуссии и выступил на свет, знаком показав ведущему, что пора закругляться. Однако тот чуял кровь и не собирался отступать.

– Итак, у нас осталось буквально две минуты эфирного времени… – нагнетал атмосферу журналист. – И наши зрители хотят знать окончательную правду о том, кто же отстаивает истину, а кто откровенно мошенничает в этом грандиозном противостоянии руководства завода и профсоюза, за которым следит весь город…

Все случилось в какие-то секунды. Выяснив, что складной метр его не понял, Борис вздохнул и поднес к уху рацию. Сказав условленный код операции, он направился к центру сцены, по дороге одним движением развернув в противоположную сторону ближайшую к себе камеру вместе с оператором.

– А у нас в прямом эфире еще один гость… – обрадовался ведущий, но в следующий миг парень незаметным для самого себя образом оказался за пятачком сцены. Он стоял там, ошалело выпучив глаза, механически отряхивая костюм, хотя это было явно лишнее: физподготовка Бориса позволяла переместить журналиста по студии без потери последним вертикального положения.

– Нет прямого эфира, успокойтесь! – кинул ему следователь, не поворачивая головы.

Я шел следом за Борисом, стараясь не отставать. Уже через минуту после того, как Борис попросил прекратить эфир, он стоял рядом с Миллер и вполголоса объяснял причины, по которым женщина должна проследовать вместе с ним в отделение.

– Уголовная ответственность за дачу заведомо ложного заключения, – услышал я, подходя к сцене. – Вы должны дать объяснения в Следственном комитете…

– Все, с меня хватит этой ерунды! – вдруг воскликнула Миллер. Голос ее звенел негодованием и едва сдерживаемыми слезами.

Она широко шагнула влево, намереваясь обойти Бориса, как клумбу с цветами, однако следователь тоже сделал шаг в сторону и снова преградил ей путь.

– Немедленно прекратите! Что вы себе позволяете?! – крикнула Миллер еще громче и вдруг решительно двинулась прямо на Бориса, как будто вспомнила, что может проходить сквозь предметы.

Ее идеально прямая спина и развевающееся красное знамя подола намекали на то, что она собирается протаранить следователя насквозь и что намерения ее самые серьезные. Борис не двигался. Однако так же неожиданно, как атаковала, Миллер дала по тормозам буквально в одном сантиметре от голубого кителя и резким движением завела за спину обе руки.

– Не трогайте меня, у вас нет такого права! – сказала она нарочито громко.

На глазах улюлюкающей и свистящей публики Борис выставил перед собой раскрытые ладони, показывая, что в его руках ничего нет и они на виду, но пропускать Аду Львовну он тем не менее не намеревался.

Тогда Миллер развернулась на 180 градусов и поспешила к выходу с противоположной стороны сцены.

Я не мог не восхититься быстротой смекалки Ады Львовны. Это была чистой воды психология. Миллер прекрасно знала, что своими вопросами мы приперли ее к стенке, но не менее четко эта дама понимала, что лингвистические аргументы для большей части аудитории – всего лишь напрасное сотрясание воздуха. А вот тот факт, что администрация завода привлекла к делу Следственный комитет, представитель которого пытался незаконно задержать эксперта со стороны профсоюза… Да с применением силы… Этот аргумент понятен любому.

На пути к другому выходу Миллер была вынуждена снова пройти по сцене и встретиться с Викторией, которая как раз направлялась нам навстречу.

Услышав гулкий звук удара и резкий женский вопль, мы не сразу поняли, что произошло. Публика дружно ахнула. На несколько секунд воцарилась глубокая тишина.

– Черт! Я, кажется, ногу вывихнула, – прошипела Виктория из-под сцены, куда она только что приземлилась.

– Вы… Вы соображаете? – подбежавший Борис накинулся на Миллер, которая в растерянности переминалась на краю парапета. – Вы вообще понимаете, что вы сделали? Это же причинение тяжких телесных… Вы же педагог…

– Но это не я! Я ничего не сделала, – пробормотала Миллер, пытаясь заглянуть под сцену. – Виктория, с вами все в порядке?

Я аккуратно оттеснил Аду Львовну и спрыгнул вниз, хотя вряд ли мог бы быть сильно полезен со своим гипсом. Прыжок сразу же отомстил острой болью от лучезапястной кости до самого локтя: кончилось действие лекарства. В эту же секунду любопытствующая толпа ринулась к сцене, где людей уже отлавливали подоспевшие охранники телеканала и сотрудники полиции, однако каким-то чудом несколько журналистов все же проникли на «ринг» и уже совали Виктории и ее оппоненту свои диктофоны и камеры.

– Ада Львовна, зачем вы толкнули эксперта Берсеньеву?

– Это несчастный случай или намеренный толчок?

– Виктория, как вы себя чувствуете?

– Что вы думаете о методах профсоюза?

– Будете ли вы подавать заявление за причинение вреда здоровью?

Стараясь игнорировать микрофоны и их назойливых владельцев, я пытался одной рукой снять с Вики туфлю. Наконец с помощью Бориса это мне удалось. Вика ошиблась. Это был не вывих. Это был перелом.

Глава 23. Переводись!

Действующая система образования готовит специалистов прошлого. Мы учим их для того, чтобы они шли на работу, которой уже не существует, обеспечиваем теми интеллектуальными инструментами, которые давно неэффективны. Поэтому в мире такой высокий процент безработных.

Митио Каку,

американский физик

– Забрала заявление?!

Я не мог поверить своим ушам.

– Но ведь все видели, как Миллер толкнула ее! Это студия. Там были камеры!

– К сожалению, та камера, что была направлена в нужный сектор, сняла с неудачного ракурса, – ответил Борис, как всегда, без особенных эмоций в голосе, но кривая полуулыбка на его лице говорила о том, что он крайне недоволен.

– Были очевидцы!

Борис закатил глаза.

– Ты свою тетку, что ли, не знаешь? Сказала «нет». И все. Она даже отказалась составить заявление на эту профессоршу из-за ее подложной экспертизы. А без Викиного заявления я дело завести не могу. Я же не филолог. Если бы я не знал Вику, подумал бы, что это подкуп или сговор.

– А сейчас вы что думаете? – осторожно поинтересовался я.