Читать книгу "Тайны смерти русских писателей - Виктор Еремин"

О Столыпине[185] сохранились многочисленные отзывы современников как о человеке в высшей степени благородном, храбром, редкой доброты и сердечности. Дружба его с поэтом продолжалась много лет: они служили в одних частях, нередко снимали общую квартиру; Столыпин был одним из секундантов Михаила Юрьевича и во время трагической дуэли 1841 г., он же организовывал похороны поэта.

В непредназначенной для публикации поэме 1836 г. «Монго» Лермонтов охарактеризовал своего друга несколько иначе, чем хуже знавшие Алексея Аркадьевича современники:

Монго — повеса и корнет, Актрис коварных обожатель, Был молод сердцем и душой, Беспечно женским ласкам верил И на аршин предлинный свой Людскую честь и совесть мерил. Породы английской он был Флегматик с бурыми усами, Собак и портер он любил, Не занимался он чинами, Ходил немытый целый день, Носил фуражку набекрень; Имел он гадкую посадку: Неловко гнулся наперед И не тянул ноги он в пятку, Как должен каждый патриот. Но если, милый, вы езжали Смотреть российский наш балет, То верно в креслах замечали Его внимательный лорнет.

В великосветских кругах распространялась сплетня, будто Лермонтов как хвост прицепился к популярному в обществе Монго и при его посредничестве постоянно проникал в приличное общество. Близко знавшие друзей свидетели, наоборот, утверждали, будто старший по возрасту Монго находился в полном нравственном подчинении у поэта и соглашался на любые нелепости, исходившие от Михаила Юрьевича, что якобы послужило одной из причин трагической гибели поэта.

Виконт Рауль д’Англесе, гвардейский офицер и путешественник, был человеком случайным, в Петербурге он оказался по делам Французской северной экспедиции и сразу после дуэли уехал. Отзывов о нем практически не сохранилось, но к политике, равно как к петербургскому свету этот человек явно не имел никакого отношения.

Обговоренные условия дуэли были жесткие и невыгодные для Михаила Юрьевича. Выбор оружия был за Барантом, и тот предпочел шпаги. В российской армии шпаги использовались редко, сражались в основном саблями. Однако Барант настаивал на шпагах либо требовал публичных извинений. Переговоры вел Столыпин. Ему удалось добиться смягчения условий, а именно: драться решили на шпагах, но до первой крови, после чего должны были перейти к пистолетам.

Дуэль проходила в мокром снегу. На шпагах бились вяло, без энтузиазма. Лермонтов не атаковал, лишь отбивал удары француза, и у его шпаги после одного из ударов соперника отломился конец. У Баранта вообще не было настроения. Изрядно продрогший Столыпин то и дело ругался на дуэлянтов. Наконец дипломат сделал решительный выпад, прицелившись Лермонтову в грудь, но поскользнулся, и острие шпаги прошло вдоль правого бока, лишь слегка оцарапав кожу. На рубашке поэта появилась кровь, а посему перешли к пистолетам.

Стрелять должны были по счету «три!» одновременно. Но получилось так, что Барант выстрелил первым и промазал. Отличный стрелок, Лермонтов заранее предупредил Столыпина, что будет стрелять в сторону. Так он и поступил.

Сразу же на месте дуэли произошло примирение, дуэлянты пожали друг другу руки (по некоторым источникам — расцеловались) и разъехались.

Среди современных нам любителей разоблачать заговоры ныне широко распространена версия о том, что уже эта дуэль стала результатом подлого великосветского (читай — масонского) заговора против четко вычисленного врагами России нового гения национальной поэзии. Обычно глубокомысленно повествуется о том, что в феврале 1840 г. готовилось убийство Лермонтова, которое не случилось исключительно по причине неуклюжести назначенного убийцы. Барант должен был совершенно точно заколоть гения, но поскользнулся; поэт же не мог убить противника априори, поскольку его шпага была подпилена — сразу после дуэли она пропала, и это есть главное доказательство преступных замыслов врагов против Михаила Юрьевича. При стрельбе из пистолетов Барант по неловкости своей промахнулся, Лермонтов же в него не стрелял вовсе! В этот раз заговор сорвался… Заговорщики Эрнест Барант, Алексей Столыпин (Монго) и Рауль д’Англесе, а также их тайные руководители остались с носом.

Вдохновителями этой дуэли обычно называют прежде всего стандартных «изуверов»: Николая I, графа и графиню Нессельроде, А. В. Адлерберга, чету Полетика, Геккерена… К ним добавились: любимая старшая дочь императора великая княгиня Мария Николаевна (1819–1876); друг покойного A.C. Пушкина В. А. Соллогуб (подло «завидовавший» гению Лермонтова); семидесятилетий Алексей Андреевич Кикин[186] (1772–1842), почти не выезжавший по старости из своего подмосковного поместья, но плохо отзывавшийся о Михаиле Юрьевиче как о неблагодарном внуке уважаемой Е. А. Арсеньевой, да еще и друживший с семьей Мартыновых; однокашник Лермонтова по юнкерской школе князь Александр Иванович Барятинский (1815–1879), один из богатейших молодых людей России, сосланный на Кавказ по причине волокитства за дочерью императора великой княжной Ольгой Николаевной.

В феврале 1840 г. планы «убийства» русского гения провалились. Но враги на этом не успокоились. Заговор принял более масштабные, а следовательно, и более коварные формы.

3

Здесь необходимо сделать небольшое, но существенное отступление. Предположительно осенью 1839 г. произошло сближение Михаила Юрьевича с группой молодых аристократов, получившей в истории название «кружок шестнадцати» (les Seize). Об этом тайном обществе (конечно, если и в самом деле существовало тайное общество, в чем многие исследователи глубоко сомневаются) мало что известно, но называемые его членами люди оказали существенное влияние на судьбу и идейное направление творчества писателя.

Иногда даже пишут, что «кружок шестнадцати» можно считать предтечей славянофильства, а Лермонтов, которому значительная часть идей славянофилов была не близка, посредствам «кружка» вступил в полемику с нарождавшимся тогда движением. К этой полемике, в частности, следует отнести знаменитые стихотворения «Родина» и бальзам на души отечественных демократов всех мастей — «Прощай, немытая Россия…»[187] (оба стихотворения созданы в 1841 г.).