Читать книгу "Морена - Александр Афанасьев"

Но оба они вынуждены были соблюдать определенный политес.

— Вечер в хату.

— Жизнь ворам.

— Мир этому дому — сказал Гермиан — и всей масти жиганской.

— И тебе часик в радость, фарта воровского и удачи вольной — ответил Хвост — садись за стол, не побрезгуй. Чифир варится, табачок цвета темно-беж и все прочее имеется.

— Благодарю…

Шлюх не было. Пацаны толкись в предбаннике, потому что разговор был… напряженным, мягко говоря. Потому что имелись темы…

— Не думал я в Одессу ехать — начал Гермиан, обмакивая луковицу в соль — да нужда заставила. Беспредел тут у вас.

Хвост кивнул.

— Так беспредел он нынче везде беспредел. Это раньше каждый свое место знал: люди к людям, красные к красным, гады к гадам, гребни к гребням. А ныне каждый фраер на чужняк смотрит…

Намек был более чем прозрачным.

— Я за конкретный беспредел — сказал Гермиан — выносить на общее пока не хочу, хочу между нами разобраться. Ты Лепилу знаешь? Авторитетный был пацан?

— Лепилу я знал — согласился Вор — а за авторитетность, это ты правильно заметил, пацан он. И вором ему быть не светит.

Причина была проста и оба это понимали — Лепила был сутенером. То, что он один из самых авторитетных сутенеров Одессы ничего не меняло — воры его за равного не примут и за стол свой не посадят. Потому что у каждого на воле мать, жена, дочь. И то, что сейчас с сутенером даже депутаты не брезгуют ручкаться — так тем хуже для депутатов. Хвост был прав и не один сход не признал бы его неправым.

Понимал это и Гермиан.

— Базар не за это — сказал он — все мы знаем Закон. Как знаем и то, что лавэ есть лавэ, Лепила пацан правильный, беспредела он в своих делах не допускал, и на общее отдавал исправно и не крысил. Я нигде не ошибся?

Хвост промолчал.

— По договоренности, все бардаки и всех б… в Одессе крышую я, и ты сам с этим согласился. Было?

— Было — согласился Хвост.

— Было. А теперь Лепила кони двинул, дела не идут, лавэ в общак не поступает. А ты — в городе старший.

Хвост пригладил волосы.

— Я чего-то не пойму, ко мне то какие вопросы. Ты его крышевал или я? Пропал — ищи.

— Базар не за это. В Одессе беспредела много стало. Главмента — завалили. Лепилу — кончили. А днями ранее и мент, который Лепилу и всех шалав города курировал — тоже пропал.

Хвост посмотрел презрительно.

— И чо? Мент пропал, а ты мне поискать его предлагаешь? Вот уж, ни на один х… такого не натянешь.

— За главмента чего скажешь?

— Тоже не мой кусок. Грызня у них там, за кресла. Главмента нового с Киева прислали, как раз в тот день, когда нашего прижмурили. Менты сейчас пошли — хуже любого гада, нелюди, друг другу глотки рвут. А нам — от всего гадского надо дальше держаться, не наши это темы.

Гермиан встал со своего места.

— Гладко стелешь, Хвост — сказал он — только отвечать по-любасу придется. В городе мутки какие-то, ментов снайперы снимают, пацанов правильных мочат, люди вглухую пропадают, беспредел катит, лавэ на благо общее перестает поступать — а ты от этого в стороне. Не получится. Или ты город держишь — или…

— Что?!

Гермиан — не ответил, пошел на выход…

* * *

Несмотря на короткий, и в общем то с элементами наезда разговор — Михал Гермиан в душе боялся. И сильно боялся.

Несмотря на то, что в Одессу он приехал якобы спросить — ответ на вопрос, что происходит у него был, точнее — он думал, что был. Его подсказал Михалу его дед, человек опытный и много повидавший, почти столетнего возраста. Молодость — он провел по крыткам и сталинским лагерям — и многое рассказывал Михалу за те времена, за кровавую «сучью войну» в лагерях. После войны — в лагеря стало приходить все больше и больше бывших фронтовиков — воровской закон они не признавали, все проблемы привыкли решать силой. На их сторону переметнулись так называемые автоматчики — те из воровской масти, кто ушел на войну в штрафбаты и взял в руки оружие, те самым совершив сразу два поступка, вора недостойные — взял в руки огнестрельное оружие и начал служить властям. В противостоянии — они увидели шанс вернуться в высшую касту в лагерях. Так началась поддерживаемая НКВД «сучья война» которая длилась несколько лет и привела к почти полному истреблению всего воровского. До семидесятых годов — движения почти не было, да и сейчас — воры из маленькой Грузии имеют непропорционально большой вес, потому что в той войне не участвовали и себя как смогли сохранили.

Дед предупреждал его — и сейчас будет то же самое. Беспредел катит. Война который год идет, те кто с нее вернутся — государство на них забило, будут сами пробиваться, как умеют. С автоматом. А в зону зарулят — там тоже своих будут выискивать, и порядки свои устанавливать. Порядки кровавые, беспредельные…

Вот, похоже, что на воле — уже началось. Главмента снайпер шлепнул. Лепилу — а он родственник дальний — завалили. Мент еще один пропал — то что пропадают, явный почерк беспределов, какие в Донбассе отметились, кто там себя совсем не по-людски вел.

А то что Хвост от всего отбазарился — это одно из двух. Либо он тупо зассал с беспределами связываться. Либо он сам с ними в доле…

Вот с такими мрачными мыслями — Гермиан и вышел на невысокое бетонное крыльцо, где его тут же окружили бойцы из пристяжи.

— Уезжаем… — сказал он.

И, на глазах у людей Хвоста — цикнул себе под ноги, чтобы показать отношение.

Люди Хвоста ничего не сделали — хотя увидели, и понятное дело, что доложат…

И хрен с ними…

Шаг. Еще шаг…

Первым споткнулся и упал Лёва — местный, представитель Михала в Одессе по текущим делам. Потом, через секунду начал падать телохранитель — все происходило в полной тишине — а еще через секунду пуля попала в голову Гермиана…

* * *

В свою очередь — оставшись один, Хвост тоже напряженно думал.

Еще лет пятнадцать назад — он послал бы этого молдавана куда подальше и был бы прав. Есть людское. И есть ментовское. Люди дела делают. Менты их закрывают — если могут. А что сейчас?

Сейчас менты — хуже любого быка беспредельного из девяностых. Берега совсем потеряли. Ствол у них на законных основаниях, кого надо — закрыли, кого надо — замочили. Преступления они совсем перестали раскрывать, им до лампочки. Берут первого попавшегося — и грузят и за себя и за того парня. Это уже не беспредел даже, это — край.

Раньше тоже всякое бывало. Но не так. Скажем, взяли тебя опера на скоке, или на гоп-стопе, притащили в отделение. Вот и начинается торг с начальником местной уголовки. На котором еще десяток таких скоков и гоп-стопов висит. Скажем, берешь ты их все на себя — тебе то какая разница, один скок взять или десять — срок сильно не отличается, там сложение наказаний идет. А тебе, за то что ты загрузился — какое-то послабление. Или от какой другой статьи отмажут, или позаботится, чтобы тебя с жилплощади не выписывали, или просто послабление братве местной сделает. А главменту тоже в плюс — раскрываемость.