Читать книгу "Тот, кто виновен - Себастьян Фитцек"

– Да?

Он сочувственно покачал головой, и я был готов к тому, что этот ничем не примечательный врач – обычный рост, обычная лысина, обычный усталый взгляд – подтвердит худшее, но медик, похоже, не знал, какое производит впечатление, когда, качая головой, подходит к людям, сидящим в приемной перед отделением реанимации и переживающим за жизнь близких.

– У него серьезные повреждения, – просветил он нас. Да ладно. – Вы успели в последнюю минуту, если можно так сказать, – похвалил он Фриду, потом снова повернулся ко мне: – Но кислород не поступал в мозг около девяноста секунд, что, с точки зрения неврологии, довольно долго. К тому же он проглотил много обезболивающего, что только ухудшило его общее состояние. Да и то обстоятельство, что недавно его прооперировали после огнестрельного ранения, не делает положение легче. Короче говоря…

– Он выживет? – перебила Фрида.

– Этого я вам пока не могу сказать. Доктор Зальм сейчас на другой срочной операции, как только он освободится, подойдет к вам. Это главный врач.

– А вы? – спросил я немного грубовато. – Зачем вы вышли к нам, если не можете ничего точно сказать?

Если я и рассердил мужчину, он ничем этого не выдал. Нервные родственники в отделении реанимации – видимо, обычное явление.

– Я надеялся, что вы сможете объяснить происхождение шрамов у него на груди, господин Роде. Ожоги старые, но мы не хотим ничего упустить во время лечения. Вы знаете, откуда они?

Да, подумал я, боясь пошевелиться, чтобы не рухнуть в бездну воспоминаний, которая разверзлась позади меня.

Я это слишком хорошо знаю. К сожалению. Я заставил себя забыть все это, но потом снова вспомнил, когда вытаскивал Космо из болота и порвал его рубашку.

Много лет я обманывал себя, что сумел отбиться и убежать. Там, на острове, когда отец хотел выяснить, кто украл деньги из банки из-под варенья. Он привязал Космо к столбу, облил бензином и приказал мне поджечь его, если я ничего не брал. Потому что тогда это мог быть только Космо. Черт, я правда думал, что не сделал этого. Что остался сильным. Но это неправда. Я был слабым.

Я плакал, шмыгал носом, упрашивал и умолял. Но прежде чем длинная спичка догорела, прежде чем пламя опалило мне подушечки пальцев, я решился на предательство. Я слишком боялся побоев. Боялся наказания отца. Потому что, черт возьми, если бы я не бросил спичку, то это бы означало признание собственной вины. Что это я украл деньги. И я пошел на это.

Бросил спичку и поджег собственного брата.

До сих пор в ночных кошмарах я слышу смех отца. Он сбил одеялом языки пламени, которые быстро распространились и уже лизали Космо.

Сегодня я слышу смех и крики. Крики Космо.

С того дня все изменилось. Моему брату пришлось полгода носить повязку, а когда он ее наконец снял, то вместе с бинтами разорвал и духовную связь, которая была между нами.

Не то чтобы братская любовь, которая до этого момента существовала между нами и делала нас неразлучными, совсем угасла. Огонь еще горел, но за закоптившимся стеклом. И становился все слабее. Даже потом, когда мы вместе учились у Калле боксировать – умение, которое должно было сдерживать не столько наши кошмары, сколько нашего отца, – огонь уже не разгорелся.

С той ночи на острове мы начали отдаляться. Медленно, но неумолимо.

Если бы я мог обвинить в этом одного только отца – подонка, который слишком безболезненно заснул навсегда в доме престарелых, – но так дешево мне не отделаться.

Огонь опалил сначала кожу Космо, потом его душу. Притупил его чувства и, возможно, сделал таким, какой он сегодня. Я сумел выбраться, но по сей день чувствую себя виноватым, когда наслаждаюсь жизнью. Потому что в тот вечер на острове, в возрасте тринадцати лет, я не только бросил спичку. Я сжег правду. Деньги из банки ведь я украл. И отец всегда это знал. Я был вором. Бросив спичку, я дважды предал Космо.

Я спрашивал себя, чтó из этого рассказать незнакомому врачу, когда понял, что смотрю в его растерянное лицо. Глаза Фриды, наполненные слезами, тоже были широко раскрыты, она в ужасе прижимала руку ко рту. Очевидно, мне больше не нужно размышлять на предмет того, что ответить.

Я только что произнес все свои мысли вслух.

– Извините, – сказал я, хотя не знал за что.

Без сил я опустился на жесткий пластиковый стул, и спустя немного времени, когда врач со смущенным выражением удалился в свое медицинское царство за молочными стеклами, начал читать письмо Космо.

Глава 82

КОСМО

Дорогой Макс!

(Я посылаю это письмо и Фриде тоже, на случай если твой старый электронный ящик уже не активен, братишка. То, что мне больше некому написать, говорит само за себя J.)

Привет, малыш. Когда ты прочтешь это, я уже не буду больше создавать тебе никаких проблем. Знаю, лучше было спрыгнуть с моста, мой вид был наверняка тебе неприятен, но я рад, что вообще нашел в себе силы это сделать.

Большинство людей думают: тот, кто кончает с собой, хочет смерти. Это неправда. Я хочу жить. О, как же я хочу одного: нормальной жизни. Но мне этого не дано.

Демоны внутри меня слишком сильны. Клянусь, я пытался бороться с ними. Но у меня не получается.

Смерть для меня меньшее зло, но все равно зло. Я чувствую себя как человек, который прыгает из горящего небоскреба. Я не хочу этого делать, но у меня нет выбора, потому что все эвакуационные выходы заблокированы.

А может, его ни у кого нет. Выбора.

Я имею в виду, может, наша судьба и правда предопределена. Психиатры в Бранденбурге считали, что ужасное детство виновато в моем состоянии. Но это ерунда. Посмотри на себя, Макс. Ты лучший пример, что такой конец, как у меня, не закономерен. У нас обоих был один сумасшедший отец. Он «сформировал» нас обоих, как всегда любил говорить. Меня извращенцем. Тебя отличным человеком, хотя и с синдромом жертвенности (иначе почему ты взял в семью приемного ребенка, которого защищаешь не на жизнь, а на смерть?).

Мы две стороны пресловутой медали. К сожалению, моя всегда темная.

Я пишу это сейчас не для того, чтобы вызвать у тебя угрызения совести. Я знаю, ты заставил себя это забыть. Поэтому я хочу поговорить с тобой о «Школе крови», которую считаю гениальной книгой. Ни один из других твоих романов не был настолько аутентичен. И наверное, именно поэтому ни один не повторил дебютный успех. Ты переработал в нем все, что произошло с нами. Отличная работа, честно.

Глубоко в душе ты мечтал никогда не бросать эту спичку. В романе видно, как сильно ты желаешь повернуть время вспять, чтобы поступить, как твой герой Симон, который восстал против отца.