Читать книгу "Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю - Роберт Д. Каплан"

В музее Батака я обратил внимание на газетную вырезку. К сожалению, нельзя было понять, из какой она газеты и кто ее автор. Статья датирована 30 августа 1876 г. и содержит резкую критику британского премьер-министра Бенджамина Дизраэли, который заявил, что сообщения о зверствах турок в Болгарии «сильно преувеличены». Автор статьи с сарказмом замечает, что, по мнению Дизраэли, нет большого преступления в «убийстве многих тысяч», но гораздо большее преступление для корреспондента написать, будто «убито тридцать тысяч, хотя на самом деле убито всего двадцать пять тысяч, или заявить, что в Филиппополь (Пловдив) привезли мешок с человеческими головами и раскатили их по городским улицам, тогда как на самом деле головы высыпали перед дверями итальянского консульства в Бургасе». Я вздохнул, вспомнив, сколько подобных аргументов десятилетиями появлялось на редакционных полосах газет по поводу убийств и нарушений прав человека на Ближнем Востоке и в других регионах третьего мира. Да, все это началось здесь.

Я присоединился к молчаливому и ровному потоку людей, входящих в холодное и продуваемое помещение церкви Святой Недели с ее проваливающейся крышей и почерневшими, когда-то беленными стенами, с которых уже 114 лет не смывают следы крови. В мраморной крипте под стеклом, в свете специальных фонарей, лежит гора черепов и костей. Людской поток не кончался, в нем были люди всех возрастов и социального положения: крестьянки в платках, горожане в модной одежде. Никто не произносил ни слова.

Последним местом, которое я намеревался посетить в Болгарии, был Рильский монастырь[60]. Если смотреть на него от могилы похороненного здесь британского журналиста Джеймса Дэвида Баучера, монастырь выглядит как архетипичный образ Шангри-Ла: рапсодия теплых, чувственных цветов, над которой высятся купола, крыши и средневековая башня, идеально сочетающаяся со строгими лесными тонами окружающего пейзажа. Женщина по имени Надя вела меня вверх по холму между темных высоких сосен, сквозь которые пробивались лучи солнца. Между вершинами плыли полотна тумана, навевающие мысли о высоких идеалах. Постоянно слышалось журчание горных ручьев.

Именно от Нади я впервые услышал о Баучере. Я познакомился с ней в Рильском монастыре. Она специалист по истории средневековой Болгарии, работает в монастыре гидом, здесь же живет и занимается наукой.

– Я человек не религиозный, – сказала она. – Для меня что Христос, что Мухаммед – никакой разницы. Я приехала сюда в поисках более высокого нравственного смысла, ви́дения, которое коммунизм никогда не мог дать нам в Болгарии.

Могила Баучера – массивная гранитная плита, единственная на поляне, откуда открывается вид на главный вход в монастырь.

– Я прихожу сюда каждый день, – говорила Надя. – Это самое красивое и спокойное место в округе. Баучер прибыл сюда с царем Фердинандом и сразу же влюбился в эти места. Он сказал, что хотел бы быть похороненным здесь. Когда Баучер умер [в 1920 г.], сын Фердинанда, царь Борис, исполнил его пожелание. Это место называется долиной Баучера.

На могиле лежали цветы. Их положила Надя.

Почувствовав мой интерес, Надя пригласила меня к себе в жилые помещения монастыря. Она предложила показать книгу о жизни Баучера.

Мы поднимались и спускались по крутым деревянным лестницам длинной галереи. Под ногами скрипели ступени. Подойдя к одной из дверей, Надя достала большой ключ, открыла, и мы оказались в холодной келье с выбеленными стенами. Я подумал, что мог бы на старости лет блаженно жить и умереть здесь.

Солнечный свет, пробиваясь сквозь пыльное окно, освещал деревянный стол, на котором стояла старенькая пишущая машинка с кириллическим шрифтом. На полу лежал полосатый восточный ковер. Кровать Нади была застелена цветастым крестьянским покрывалом. Два ряда полок занимали иллюстрированные книги по иконографии и православию. В солнечном пятне на полу лежал, свернувшись клубочком, двухмесячный котенок.

Стояла поздняя осень. Монастырь находится на высоте полторы тысячи метров. В комнате было довольно холодно. Надя предложила мне чашку дымящегося травяного чая и достала книгу в солидном черном переплете. На внутренней стороне обложки я увидел штамп: «Собственность Американского колледжа в Софии». Там даже была карточка, на которой отмечались даты выдачи книги. Последний раз ее брали 10 июня 1941 г. Надя объяснила, что в 1946 г., когда коммунисты закрыли колледж, бо́льшая часть книг из его библиотеки была перевезена в монастырь, под защиту монахов.

Это была книга леди Гроган «Жизнь Дж. Д. Баучера» (The Life of J.D. Bourchier), опубликованная в Лондоне в 1932 г.

– Баучер был большим другом Болгарии, – сказала Надя. – Он любил нашу страну как вторую родину. Даже не верится, что ты про него ничего не слышал. – Она улыбнулась и положила на стол большой ключ от комнаты. – Мне надо вернуться на территорию, вдруг туристы появятся. Ты можешь остаться здесь и читать сколько захочешь.

Она вышла, прикрыв за собой дверь. Я поглядел в окно на хвойные деревья и каменные дубы, покрывавшие крутой горный склон, а потом начал читать.

Джеймс Дэвид Баучер родился в 1850 г. в семье англо-нормандско-ирландского происхождения. Получил образование в Тринити-колледже в Дублине, впоследствии преподавал в Итоне, страдая от застенчивости и нарастающей глухоты. Именно глухота, отмечает биограф, спасла Баучера от заурядной жизни преподавателя. В возрасте тридцати восьми лет, неженатый, имевший мало друзей, он уезжает на континент, мечтая стать писателем. Цепь случайностей приводит его в 1888 г. в Бухарест, где он пишет корреспонденции для Times о крестьянском восстании против короля Кароля I. Затем Баучер становится внештатным корреспондентом Times на Балканах. В этот момент он полностью преображается как личность. В новой, экзотической обстановке, где никто не знает недавнего застенчивого преподавателя, увлеченный новой работой, вынуждающей его встречаться с влиятельными и интересными людьми, Баучер излечивается от застенчивости; он становится общительным и полным сочувствия к различным этническим группам, о которых пишет. «Он поочередно идентифицировал себя с критянами, македонскими болгарами, греками, румынскими крестьянами», – пишет леди Гроган. Премьер-министр Греции Элефтериос Венизелос назовет его позже «другом Греции», а царь Фердинанд – «другом Болгарии». В 1892 г. Баучер становится штатным спецкорреспондентом Times на Балканах. Эту работу он выполняет более двух десятилетий, освещая события двух Балканских войн и Первой мировой войны. В то же время Баучер написал статьи о Греции, Болгарии и Румынии для нескольких изданий Британской энциклопедии (Encyclopedia Britannica). В конце Первой мировой войны Баучер появлялся на различных мирных конференциях как британский защитник болгарских притязаний на Македонию (такую же роль играл Лоуренс Аравийский по отношению к арабам). Но Баучер не преуспел в этом деле, поскольку Болгария была союзницей Германии, которая проиграла войну.

Как человек, всегда сознававший свое позднее развитие, я принял близко к сердцу воспоминания Баучера о его первом путешествии по Балканам, когда ему было уже почти сорок лет. «Ах, свежесть юности!» – воскликнул он. Баучер, как и я, любил посещать балканские монастыри. Я не сомневался, что в Афинах, где Баучер некогда был дуайеном журналистского корпуса, никто из современных журналистов о нем и не слышал. Все это было так давно: македонские партизанские восстания, Балканские войны… Но здесь, в этом лесу, симпатичная интеллигентная женщина, у которой полно других дел, бережно хранит огонь Баучера. Если существует какая-то связь с ушедшими в мир иной, то я, дочитав последнюю страницу истории жизни Баучера, ощутил нечто подобное. Уверен, он смог бы оценить мои чувства по отношению к этой маленькой прекрасной стране.