Читать книгу "Былины сего времени - Александр Рудазов"

– Сладили, похоже… – выдохнул он. – Можешь выходить теперь.

Черту Иван перешагивал неохотно. Ноги стали как вареные – попробуй-ка, просиди вот так ночь-то целую! Но Яромиру приходилось еще хуже, так что княжич смолчал.

– Что теперь с этим делать-то? – спросил он, с некоторым даже отвращением глядя на приугасший цвет папоротника.

– Дай-ка руку, – велел Яромир.

Взяв Ивана за ладонь, он без всякого предупреждения полоснул ее ножом. Иван возмущенно вскрикнул, а подлый волчара спокойно, будто так и надо, сунул в разрез добытый цветок… и мир изменился.

Боль исчезла бесследно, а все вокруг словно замедлилось. Как будто сызнова одолень-травы нажевался, только еще сильнее. Голос Яромира утих, удалился в необозримую даль. Земля стала прозрачной, как стекло – Иван с легким удивлением понял, что видит и древесные корни, и всякие руды, и чьи-то древние кости…

А еще он заметил что-то… странное что-то… вроде золотого мерцающего шарика… но далеко, очень далеко…

– Виииииииидииииишшшшь шшштоооооо?.. – донеслось до Ивана глубокое, почти неслышное.

– Там… – медленно поднял руку Иван, указывая на золотой шарик. – Там…

– Веееееееедиииииии…

Ну Иван и повел. Шел он медленно, как во сне, а вокруг все шаталось и плыло. Иван словно обрел волшебное зрение – так сразу много открылось очам. Над каждой травинкой, над каждым кустиком стояло цветное марево, вокруг витали духи и призраки, а из-за древесных стволов высовывались зеленые рожицы.

Лешие, что ли?

Яромир тоже стал выглядеть иначе. Он как будто представал в обоих обликах разом, да еще третьем – промежуточном. Человек плавно переходил в волколака, а волколак – в волка. И его тоже окружило марево – только поцветнее, побогаче, чем у растений.

Манящий золотой шарик привел Ивана на самый полуденный край Буяна, где лес редел, а там и вовсе сменялся лугом. Здесь стояли высокие изумрудные травы, а в воздухе витали душистые ароматы. Пошатываясь, Иван добрел до искомого места, снова вытянул руку и промямлил:

– Вот он… Здесь…

И едва он это сказал, цвет папоротника выскользнул из руки, истаивая сухой пылью. Все дивные видения тоже рассеялись, мир снова стал обычным и прежним. Остался только золотой шарик – но и он тут же преобразился, обернувшись… барашком!

Самый настоящий барашек – уж не ягненок, но еще не взрослый баран. Руно не белое, не серое, а золотое, искрящееся. При виде Ивана с Яромиром он насмешливо заблеял и поскакал прочь.

– Хапай его, хапай! – выкрикнул Яромир. – Убежит ведь!

Хотя далеко барашек не убежал. Так и кружил по лугу, вертелся на одном месте – не даваясь, впрочем, в руки. Иван с Яромиром заходили с разных сторон, а барашек все юркал между пальцев, струился ручейком.

– Валюсь, рассыпаюсь! – ехидно блеял он. – Валюсь, рассыпаюсь!

– Вались, рассыпайся! – гаркнул Яромир, ударяя наотмашь.

Барашек издал визгливый писк, подпрыгнул в последний раз, метнулся в сторону и… рассыпался. Рассыпался звонкими медяками. Было их тут не меньше пуда, но все сплошь медь – а медь дешева. Вряд ли водяной согласится принять такое вместо обещанных сорока пудов злата.

Иван взял одну монету, повертел – медяк и медяк. Старый совсем, покрытый патиной. На одной стороне вычеканен колос, на другой – чья-то голова со стрижкой под горшок.

– Обол это, греческий, – сказал Яромир, тоже осмотрев медяк. – Да древний какой! Таких уж лет с тыщу не чеканят, наверное.

– И это что – все?! – обиженно отшвырнул дурацкий обол Иван.

– Для дурака – все. А мы здесь копать будем – сам клад на глубине сокрыт.

– А-а-а… – протянул Иван. – А баран этот… э-э…

– Да то блазня была, – равнодушно ответил Яромир, очерчивая на земле новый круг. – Они часто клады стерегут. Рой давай.

Рыть оказалось не так-то просто – лопат, как и косы, в дорогу не прихватили. За неимением лучшего Иван ковырял землю Самосеком – умный меч аж вибрировал от возмущения. Яромир, у которого был только нож, оборотился волком и принялся работать просто лапами.

– Покуда копаем – не оглядывайся ни в коем разе, – предупредил оборотень. – И читай молитвы про себя.

– Какие?

– Да как всегда – любые, какие знаешь. Любым богам, без разницы. Тут любая защита лишней не будет.

Иван послушно принялся бормотать все, что приходило на ум. И не оглядывался, конечно. Но слышать ничего особенного не слышал – видимо, клад бесов интересовал не так, как цветок папоротника. Или они просто торчали за спиной молча, выжидая, когда Иван обернется… от этой мысли по коже пробежал морозец.

Рылось медленно, трудно. С вечера не съевший ни крошки Иван втихомолку бурчал. Спать тоже хотелось все сильнее, но солнышко поднялось уж высоко, а водяной дал времени только до вечера. Не полентяйничаешь тут.

Когда яма стала уж в полсажени глубиной, на ее краю показалась усатая кошачья морда. Баюн, всю ночь дрыхнувший в дупле, разыскал своих ненавистных спутников и принялся любопытничать, чем это они занимаются. Услышав, что клад копают – тут же взялся глумиться.

– Клад захотели найти! – противно фыркал котейко. – Золото до добра не доводит, дурачье! Вот знаешь ли сказку про царя Мидасиуса, у которого даже говяшки были золотые?

– Не-а, – утер нос рукавом Иван.

– А вот послушай!

Баюна дважды упрашивать не понадобилось. С удовольствием стал говорить сказку о жившем в стародавние времена царе, что однажды обидел игравшего на жалейке Даждьбога, гадостей всяких о нем наплел, за что крепко схлопотал. Зато Ярилу он, наоборот, порадовал – вернул ему сатира-виночерпия, который с пьяных глаз заблудился в лесу. Ярило так оказался за то благодарен, что пообещал Мидасиусу выполнить любое желание – ну а тот не придумал ничего умнее, как пожелать, чтобы в золото превращалось все, чего он коснется.

– Ишь ты, хитрый какой! – восхитился Иван.

– Точно, хитрый, – усмехнулся Яромир. – Прямо как ты…

– А чего? – не понял Иван. – Что не так-то?

– Нет, ну поначалу-то Мидасиус был очень даже рад открывшимся возможностям, – воодушевленно излагал Баюн. – Казна теперь пустовать точно не будет, долги все раздать можно и даже челяди жалованье повысить… хотя это уже перебор, обойдутся. Но потом оказалось, что Ярило таки не предупредил о большой каке – в золото будет превращаться ну вот вообще все. И Мидасиусу это здорово подпортило жизнь.

– Чем?! – упорно не понимал Иван.

– Да всем! Кушать стало трудно, жена к себе не подпускает, до ветру ходить – сущее мучение. Одежу носить тяжко – ровно в доспехах ходишь. До хлеба овального дотронулся – тот золотым стал, а на площади-агоре что-то народ сразу зашумел. Цыганка на улице попросила ручку позолотить – тоже очень удивилась. Как так жить вообще?