Читать книгу "Рыцарский долг - Александр Трубников"

Хладнокровно и беспощадно расправившись с семейством Колиньи, он провел несколько часов в скромном жилище кюре, который был свидетелем последних часов Зофи, после чего отправился на кладбище, которое ему указал кюре, в самый отдаленный его конец. Ночь он провел на краю глубокого рва, наполовину заполненного присыпанными известью телами неимущих и безродных. Почтенный отец Браун, помнивший своего ученика ранимым, впечатлительным юношей, был бы, наверное, крайне удивлен, если бы узнал, к каким последствиям привело его письмо. Но еще больше его бы поразили глаза Жака – с того самого момента, как он сошел с борта «Акилы» в Фессалониках, они сохраняли пугающее, совершенно бесстрастное выражение.

И снова перед глазами Жака встали благодатные италийские равнины, покрытые неправдоподобно ярким травяным ковром, словно здешние холмы и долины, не жалея красок, расписал всеми мыслимыми оттенками зеленого цвета неведомый художник.

Они находились в пути уже несколько часов. Кони, купленные в Монферрате, шли ровно и размеренно, не зная усталости, и вскоре, когда всадники, преодолев затяжной подъем, поднялись в седловину меж двух возвышенностей, впереди, в просветах между холмами, засверкала лазурная гладь Тирренского моря. Отряд, перевалив через последнюю цепь холмов, выбрался на морское побережье. Вскоре, за поворотом бегущей вдоль береговой кромки дороги, объявилась и конечная цель пути – перед ними мирно дремал небольшой италийский городок.

Анцио, построенный еще троянцами, ныне пребывал в покое и запустении. Канули в Лету те дни, когда его гавань не успевала принимать торговые корабли, а каждый состоятельный римский патриций считал своим долгом иметь здесь виллу для летнего отдыха. Теперь о том, что это древнее местечко было родиной Калигулы и Нерона, местом длительного пребывания Цицерона, Гая Лукреция, кесаря Августа, напоминал разве что небольшой, но удобный порт да полуразрушенная вилла, названные в честь рыжебородого гонителя христиан.

Окидывая внимательным взглядом мачты немногочисленных судов, поставленных на якоря неподалеку от берега, Жак снова возвратился к недавнему прошлому и подумал о том, что точно так же, первым после зимы по-настоящему солнечным днем и мачтами нефов и галер на внешнем рейде, встретил его Тир.

Отряд въехал в порт и, грохоча по древним каменным плитам, уложенным, наверное, еще во времена царствования царя Ромула, остановился напротив невысоких складских построек. На внутреннем рейде небольшой гавани Анцио, занимая ее чуть не всю целиком, возвышаясь стеной над пирсом и прилегающими зданиями, стоял огромный неф.

Жак соскочил с коня, не глядя передал поводья выросшему как из-под земли слуге и двинулся навстречу невысокому, круглолицему, улыбающемуся во весь рот человеку.

– Ну, здравствуй, Понше! – хлопнул он по плечу склонившегося в неглубоком, но уважительном поклоне марсельского капитана.

– Слава Богу, господин, наконец-то мы вас дождались! – продолжая все так же широко улыбаться, ответил Понше. – Положа руку на сердце, я уж начал всерьез беспокоиться. Италийские земли еще не оправились от войны и, по мне, чрезвычайно опасны для сухопутных путешествий. То ли дело доброе торговое судно, на которое далеко не всякая боевая галера рискнет напасть. Опять же за те одиннадцать дней, что мы здесь стоим, чего только не наслушались. Тут о вас, монсир, такие слухи ходят…

– Все в порядке, капитан, – Жак зашагал в сторону сходен. Понше, пристроившись слева и в полушаге позади, почтительно следовал за ним. – Лучше расскажи, как здесь идут дела?

– Как было приказано в последнем письме, – сделав неудачную попытку вытянуть руки по швам, затараторил почтенный марселец, – я отказался и от попутного груза, и от паломников, хотя предложения фландрских купцов и его преосвященства архиепископа были чрезвычайно выгодными. Мы пошли из Марселлоса в Геную, приняв на борт лишь пятьдесят бургундских копейщиков во главе с капитаном Воланом из Дижона. Бургундцы – настоящие солдаты. Жители Анцио и хозяева двух здешних постоялых дворов по три раза в день возносят молитвы Господу, дабы наш неф как можно скорее оставил их гостеприимный город, иначе последующее поколение здешних детишек окажется наполовину бургундцами.

– Как все прошло в Генуе? – улыбнувшись одними лишь кончиками губ, поинтересовался Жак.

– Все как и было велено, монсир, – Понше заговорщически оглянулся по сторонам и понизил голос: – Под покровом ночи мы погрузили на неф семь дестриеров, десять заводных коней, пятнадцать мулов, а также партию оружия и доспехов, достаточную, как утверждает посредник, амальфийский купец, чтобы вооружить до зубов целую рыцарскую баталию. Бургундцы, получив новые копья, кольчуги и шлемы, радовались, как дети.

– Все ли бумаги оформлены правильно, Понше? – удовлетворенно кивнув, задал следующий вопрос Жак.

– Ох, прошу простить великодушно, сир рыцарь, я так обрадовался, увидев вас, что напрочь позабыл о самом главном. Вот, все здесь, до последнего листа, – Понше лихорадочно зашарил в поясном кошеле и извлек из него увесистый рулон ярко-белых пергаментов. – Я постоянно ношу их при себе, опасаясь оставлять даже в сундуке для казны, что стоит в капитанской каюте. Вот! Это – грамота, подписанная старшиной гильдии марсельских корабелов и утвержденная нотариусом коммуны, а это – вексель, погашенный марсельской прецепторией ордена Храма. Тамплиеры без малейших задержек передали уговоренную сумму, так что уже пятая неделя пошла, как вы являетесь полновластным хозяином «Акилы».

– Как скоро мы можем отплыть?

– Как только наблюдатель на мачте сообщил о вашем приближении, все наемники сразу же были отозваны с берега и теперь ожидают на борту. Фуража для коней, продовольствия, воды взято на борт втрое сверх необходимого. Такелаж проверен, днище просмолено. Кони уже заведены в трюм. Осталось лишь подняться на мостик и отдать приказ, господин!

– Считай, что ты его уже получил, Понше, – легко взбегая по сходням, ответил Жак, – по эту сторону моря все дела сделаны, все обеты исполнены и все долги отданы. Мы отправляемся на восток, в город Трапезунд.

Глаза капитана округлились:

– Вы что, поступили на службу к тамошнему греческому правителю, господин? Вот уж чего я никак не мог предположить.

– Нет, Понше, для трапезундского императора это слишком большая честь. Мы сойдем на берег и отправимся в горы Тавра. Именно там и находится конечная цель путешествия.

– Как скажете, хозяин. «Акила» принадлежит вам, я ее капитан, а стало быть, форштевень будет рассекать волны в том направлении, которое вы укажете.

Неф медленно отвалился от пирса, протиснулся через узкий проход, вышел в море и, подняв паруса, стал удаляться от берега.

Стоя на верхушке носовой башни, Жак наблюдал за стаей сопровождающих «Акилу» чаек и вспоминал о тех, кажущихся бесконечно далекими, днях, когда он встретился впервые с Робером.

– Они живы, – прошептал рыцарь, обращаясь к чайкам, в которых, по поверью, вселяются неупокоенные души погибших моряков. – По ночам, во время грозы, когда начинает болеть раненое плечо, ко мне снова и снова приходит один и тот же сон, в котором все они, даже Робер, ожидают меня на краю Серой Степи – но, как ни странно, не по ту, а по эту сторону каменной стены.