Читать книгу "Непобедимая и легендарная - Александр Михайловский"

Примерно час спустя оба немецких корабля сбавили ход и флажными сигналами запросили лоцмана для проводки через минные поля. Турецкая эпопея «Явуз Султан Селима», ставшего снова «Гебеном», подошла к концу. Что будет дальше – этого пока никто не знал.

– Ну-с, товарищи, – сказал Немитц, подставляя морскому ветру свое худое костлявое лицо, после того, когда в сопровождении русских миноносцев «Гебен» с зачехленными орудиями вошел на Севастопольский рейд, – вот и всё. Теперь можно считать, что Черное море уже полностью наше. После такого афронта туркам будет совсем не до нас.

– А ведь мы их предупреждали, – задумчиво сказал Османов, – воистину, кого Аллах хочет наказать, того он лишает разума. Теперь можно и нужно подумать о том, чтобы возобновить блокаду Зонгулдака. Быть может, хоть тогда Энвер-паша станет немного сговорчивее?

– Ну, это вряд ли, – с сомнением ответил Немитц, – но вы правы, Мехмед Ибрагимович, попытаться стоит обязательно. Тем более что сейчас такой поход можно совершить без особого риска. Я полагаю, что к Зонгулдаку для начала можно отправить один дредноут, например «Волю», крейсер «Кагул» и несколько эсминцев. Пусть они с неделю наведут порядок в водах, прилегающих к Зонгулдаку, и отправятся назад. Как только турки успокоятся – сразу же выслать вторую группу, примерно в аналогичном составе. И так до тех пор, пока кому-нибудь из турецкого руководства все это не надоест.

– Александр Васильевич, – сказал Османов, – вы командующий, вам и карты в руки. Пусть в Стамбуле знают, что русский Черноморский флот жив и снова боеспособен, что бы там ни говорили отдельные персонажи от политики. Наше дело правое, так что победа будет за нами. Вот и товарищ Железняков с этим тоже абсолютно согласен. Так что вы воюйте, а мы пока займемся политикой. Восток, как говорится, дело тонкое…

14 января 1918 года, полдень.

Мурманск, «Батарея Кетлинского».

Контр-адмирал

Казимир Филиппович Кетлинский

С трудом опираясь на массивную трость с набалдашником из моржовой кости, тяжело дышащий контр-адмирал Кетлинский поднялся на бруствер своей бывшей батареи. Секущий ледяной ветер с Баренцева моря бросал ему в лицо мелкую снежную крупу. Именно здесь, почти два месяца назад, он с другими такими же героями принял смертный бой с английской эскадрой, в котором Кетлинский даже и не надеялся уцелеть. Грешен был адмирал, грешен. Грешен даже в первую очередь не сколько и не столько перед новой властью, сколько перед собственной совестью. Не устоял перед соблазном, заигрался в грязные политические игры, запутался в чужих тенетах. Вот и пришлось расплачиваться за все, смывать грехи собственной кровью. Но теперь все это осталось в прошлом. Можно перевести дух, возблагодарить Господа за то, что остался жив, и осмотреться по сторонам.

За те два месяца, что он провалялся на госпитальной койке, мир сильно изменился. Быстро закрутилось колесо истории, и то, что еще вчера казалось невозможным, сегодня уже превращалось в реальность. Мир с Германией, необъявленная война с Антантой, победы над английским флотом у Мурманска и Бергена, и флаг Советской России, поднятый над Шпицбергеном-Грумантом. Заносчивые британцы в бешенстве, но ничего пока не могут поделать. Америка шокирована и, считай, что выбита из войны. А на фронте во Франции грозовой тучей копятся перебрасываемые с востока германские войска. Война, которая в Лондоне совсем еще недавно казалась почти выигранной, повернулась к джентльменам совсем другой своей стороной, грозя стать затяжной, изматывающей и с далеко еще непредсказуемым концом. Но это уже проблемы англичан – сами заварили эту кашу с мировой войной и революцией в России, пусть сами ее и расхлебывают.

Кетлинский обернулся. Там, за спиной, на позициях его бывшей батареи вовсю шла работа. Пленные англичане при свете ярких электрических фонарей ломами и кирками долбили скальный Кольский грунт, готовя шурфы для подрывных зарядов. Возможно, что это самый древний гранит на планете – ему примерно миллиард лет. Батарее Кетлинского быть, и это название теперь закреплено за ней официально.

Как и всякий нормальный польский шляхтич, Казимир Кетлинский был в меру тщеславен, и такое признание заслуг, конечно же, грело его душу. Как и орден Боевого Красного Знамени, полученного за тот бой, и должность начальника артиллерии Мурманского оборонительного района. Только вооружена восстановленная батарея Кетлинского теперь будет не старыми шестидюймовками Кане, способными только пощекотать бронированную шкуру современных линкоров, а двумя двенадцатидюймовыми башенными установками, снятыми с затопленного неподалеку «Дредноута».

Как опытный артиллерист, Кетлинский знал, что одно орудие на берегу можно приравнять к трем-четырем того же калибра, установленным на корабле. В Порт-Артуре японский броненосный флот с его двенадцатидюймовками за все время осады так ничего и не смог сделать с Электрическим утесом, десятидюймовые орудия которого не подпускали к себе вражеские корабли на дальность прямого выстрела. Эта же бронебашенная батарея, укрепленная в гранитном скальном массиве и охраняющая вход в Кольскую губу, будет для любого врага куда более опасным и малоуязвимым противником, чем некогда прославленная Порт-Артурская батарея.

Но контр-адмирал Кетлинский пришел сюда, на батарею своего имени, не только посмотреть, как идут строительные работы. Береговая артиллерия – это только оборона. Основной же силой Мурмана должен стать базирующийся здесь флот. Будущий Северный флот, который вот-вот должен войти в горло Кольской губы, и этого момента Кетлинский никак не хотел пропустить, несмотря на довольно мерзкую погоду и пронизывающий до костей ветер. Кроме того – Кетлинский усмехнулся, – было крайне любопытно полюбоваться на германскую эскадру адмирала Хиппера, собиравшуюся нанести в Мурманск визит вежливости. Подумать только, еще совсем недавно нельзя было и представить того, что русские и немецкие корабли встанут на одном рейде, если не как союзники, то уж точно не как враги.

Контр-адмирал Кетлинский знал, что Советская Россия с Антантой не воюет. Она только защищает себя от провокаций и вооруженных нападений. Эта позиция господина Сталина пока остается неизменной. Но также неизменным останется и стремление Британии наказать этих наглых русских, раз за разом наносящих «Владычице морей» унизительные поражения. В Европе между Россией и Антантой находится Германия, которую нынешнее положение дел больше чем устраивает, Балтика перекрыта нейтральной Данией, намертво закупорившей проливы, и опять же германским флотом. Остается только Север. Так что – контр-адмирал Кетлинский про себя усмехнулся – перебазирование основной части Балтийского флота в Мурманск – это то, что нужно. Да, совсем не дурак господин Сталин, точно не дурак.

Расцвеченные навигационными огнями корабли эскадры вынырнули из метельного мрака полярной ночи совершенно неожиданно, будто над морем вдруг раздернули занавес. Ничего не было, кроме первозданной тьмы, и вот, вдруг, из-за снежного заряда вынырнул расцвеченный огнями и сверкающий наросшей на бортах наледью головной линкор. Ярко светят боевые прожектора и трепещет на мачте линкора Андреевский флаг. Несладко пришлось в открытом море «Севастополям», очень даже несладко.