Читать книгу "Бриджит Джонс. Грани разумного - Хелен Филдинг"

13.30. Кухня Марка Дарси. Только что без всякой причины съела огромный кусок сыра. Проверю калории. Вот чёрт – 100 калорий на унцию. В упаковке восемь унций, а я и раньше съела кусок (около двух унций) и ещё кусочек остался, так что 500 калорий за 30 секунд. Невероятно! Пойти сунуть два пальца в рот (в знак уважения к принцессе Диане)? Га-а-а, и зачем только в голове появляются такие неаппетитные мысли? Ну ладно, придётся уничтожить что осталось – подвести черту под этим постыдным эпизодом.

Видимо, правду говорят доктора: диета не работает, потому что организм страдает от голода и, едва попадается на глаза еда, поглощаешь её как бегемот. Каждое утро теперь просыпаюсь и обнаруживаю жир в самых неожиданных местах – вот уж где не надо. Вовсе не удивлюсь, если кусок жира в форме пиццы вырастет между плечом и ухом или будет выпирать сбоку от коленки, тихо покачиваясь на ветру, как ухо у слона.

С Марком всё ещё чувствую себя неловко и нерешительно. Сегодня утром, когда спустилась вниз, он уже ушёл на работу (неудивительно – ведь уже время обеда); оставил записку – просит «чувствовать себя как дома» и приглашать всех, кого хочется. А кого? Все на работе. Здесь так тихо… Мне страшно.

13.45. Так, всё прекрасно, просто прекрасно. В сущности: нет работы, нет денег, нет бойфренда; есть квартира с дырой, куда пойти не могу; живу с любимым мужчиной в странных, платонических отношениях, вроде как экономка; здесь гигантский холодильник, и кто-то хочет меня убить. Но уверена – это всё временно.

14.00. Очень хочу к мамочке.

14.15. Позвонила в полицию и попросила отвезти меня в «Дебенхемс».

Позже. Мама была – фантастика, ну вроде того. Наконец-то. Приехала с опозданием на десять минут, с головы до ног в светло-вишнёвом, завивка, укладка и не меньше пятнадцати пакетов от «Джона Льюиса».

– Никогда не угадаешь, что случилось, дорогая! – говорила она, усаживаясь и распугивая посетителей обилием пакетов.

– Что? – дрожащим голосом спросила я, обхватив чашку с кофе обеими руками.

– Джеффри сказал Юне, что он один из этих гомо; но на самом-то деле нет, дорогая, он би, иначе у них никогда не появились бы Гай и Элисон. В общем, Юна ни капельки не беспокоится, он теперь с этим покончил. Джиллиан Робертсон из Саффрон Уолдхерст годами была замужем за таким, и у них был очень хороший брак. Заметь, им всё-таки пришлось развестись, потому что он таскался вокруг этих грузовиков с гамбургерами на придорожных стоянках. А жена Нормана Миддлтона умерла, – ты его знаешь, председатель правления в школе для мальчиков. Так вот, в конце концов Джиллиан… Э-э, Бриджит, Бриджит, в чём дело?!

Мама поняла-таки, что я здорово расстроена, и неожиданно подобрела: вытащила меня из кафетерия, оставив пакеты официанту; извлекла из сумочки упаковку платочков, провела меня на заднюю лестницу, усадила и заставила всё рассказать.

Первый раз в своей жизни мама по-настоящему слушала. Когда я умолкла, по-матерински обняла меня и прижала к себе, обдав облаком странно успокаивающего запаха «Живанши III».

– Какая ты смелая, дорогая! – прошептала она. – Я тобой горжусь.

Мне было так хорошо, приятно… Через какое-то время мама встала и встряхнула руками.

– А теперь пойдём. Надо подумать, что делать дальше. Побеседую-ка я с этим парнем, детективом, задам ему взбучку. Это ни на что не похоже – с пятницы и до сих пор тот безобразник на свободе! Имели ведь массу времени, чтобы его поймать! Чем они занимались – плевали в потолок? О, не волнуйся, я знаю, как надо обращаться с полицией. Хочешь – поживи у нас. Но я считаю, тебе надо остаться у Марка.

– Мам, я безнадёжна в смысле мужчин.

– Чепуха, дорогая! Честное слово, неудивительно, что у вас, девушек, нет бойфрендов! Строите из себя этаких звёздочек высшего класса, которым никто не нужен, если он не Джеймс Бонд. А потом сидите дома и бубните, что у вас не выходит с мужчинами. О, посмотри, сколько времени! Пошли, мы опаздываем на подбор цветов!

Через десять минут я сидела в белой комнате (прямо как у Марка Дарси), в белом халате и с белым полотенцем на голове, вокруг свёртки разноцветных тканей, мама и ещё кто-то, по имени Мэри.

– Ну, не знаю! – восклицала мама. – Бродишь одна, беспокоишься из-за всех этих теорий… попробуй ярко-вишнёвый, Мэри.

– Не во мне дело, тут социальная тенденция, – с важным видом возразила я. – Женщины остаются одинокими, потому что могут себя обеспечить и хотят делать карьеру. А потом, когда становятся старше, мужчины ведь как: мы невосполнимо отстали от жизни, перезрели, подавай им помоложе.

– Честное слово, дорогая, – «перезрели»! Что же, они считают вас чем-то вроде упаковок с протухшим творогом?! Глупости, дорогая, киношный идиотизм!

– Ну, не скажи…

– Фрр, «перезрели»!.. Пусть воображают, что им нужна какая-нибудь молоденькая пышка, – да ничего подобного! Хороший друг им нужен. Как насчёт Роджера или как там его… ну, который ушёл от Одри к секретарше? Конечно же, та оказалась глупышкой. Через полгода он умолял Одри вернуться, но она отказалась!

– Но, мам…

– Саманта её звали. Глупа как пробка. А Джин Доусон, которая была замужем за Биллом, – знаешь Доусонов, он мясник: когда Билл умер, она вышла замуж за мальчика в два раза моложе её, и как он ей предан. А ведь Билл не оставил особого наследства, на мясе много денег не сделаешь.

– Но если ты феминистка, тебе не нужен…

– Вот что самое глупое в феминизме, дорогая. У кого есть хоть чуточку мозгов, понимает, что мы высшая раса, и только негры в джунглях…

– Мама!

– …Считают, что, когда вышли на пенсию, могут сидеть развалясь и не делать ничего по дому. Так, посмотри вот это, Мэри.

– Мне больше нравится коралловый, – обиженно откликнулась Мэри.

– Да, точно, – проговорила я сквозь аквамариновую завесу. – Ты жертвуешь работой, а потом тебе приходится мотаться по магазинам, – что поделаешь, они-то не желают!

– Ну не знаю! У вас у всех какая-то глупая идея – заполучить в дом Индиану Джонса, который будет загружать посуду в мойку. Их надо приучать! Когда я только вышла замуж, папа каждый вечер ходил в «Бридж-клаб» – каждый вечер! Да ещё курил!

«Бедный папа», – думала я, пока Мэри прикидывала в зеркале, к лицу ли мне бледно-розовое, а мама совала ей в руки нечто пурпурное.

– Мужчины не желают, чтобы их поучали! – заявила я. – Им надо, чтобы женщина была недоступна, и чтобы они могли её преследовать, и чтобы…

Мама глубоко вздохнула.

– Какой смысл, что мы с папой неделями водили тебя в воскресную школу, если ты сама не знаешь, что тебе во благо. Просто реши, что, по-твоему, для тебя правильно, возвращайся к Марку и…

– Не получится, Пэм. Она Зима.

– Она Весна, или я – ведро с грушами, говорю тебе! Так вот, возвращайся в дом Марка…