Читать книгу "Бомба для графини - Марта Таро"

Однако не тут-то было – во дворе её окликнули. Голос был не просто знакомым, а уже откровенно надоевшим.

– На шахту собрались, Вера Александровна? – спросил Щеглов.

Как же он изводил Веру своим постоянным контролем: куда она – туда и исправник. Сделал из неё настоящую пленницу!

Капитан догнал Веру и пошёл рядом. Их противостояние продолжалось так долго, что оба уже понимали друг друга без слов. Тем не менее Щеглову вдруг приспичило вести с княгиней светскую беседу:

– Вы вчера обратили внимание, как Бунич расстроился после беседы с вашими золовками? Даже на ужин не остался, сразу уехал.

– Я попросила Веронику охладить его пыл, – объяснила Вера. – Надо и честь знать. Девушке всего пятнадцать, а он взялся за ней ухаживать.

Щеглов тихо хмыкнул. И Вера вдруг поняла, как это выглядит со стороны: ревность к более молодой и удачливой сопернице. Нет! Не может быть, чтобы Щеглов так думал! Он для этого слишком умен…

– Он за вами-то сразу начал ухаживать? – спросил Щеглов.

Вера фыркнула. Правильно бабушка говорила, что никогда не надо судить по себе. С чего это вдруг Вера сочла Щеглова умным? Только потому, что тот всегда разделял её взгляды и мнения? Оказывается, для умного человека этого мало. Княгиня гордо вскинула голову.

– Вовсе нет! – ответила она Щеглову. – Бунич стал проявлять излишнее внимание ко мне только здесь, а в Петербурге, когда жил в бабушкином доме, он не выделял меня среди сестёр.

Обида душила всё сильнее, пока наконец не стала уж вовсе непереносимой. И Вера не сдержалась:

– Пётр Петрович! Неужели вы считаете, что я из мелкого самолюбия чиню препоны счастью золовки? Что я поступаю с Вероникой как собака на сене?

– Ну что вы, ваша светлость! – церемонно ответил Щеглов. – И в мыслях такого не держал…

«Врет небось, – с раздражением подумала Вера. – И когда же это наконец закончится? Как только Платон смог додуматься пригласить исправника в Хвастовичи?»

Платон уже не сомневался, что тройку ему дали заморенную. А как же иначе, если ямская кибитка просто ползёт? Вроде бы и дорога сухая, но Хвастовичи почему-то не становятся ближе. В ожидании встречи с женой Горчаков извёлся, а неопредёленность в их отношениях просто убивала.

Вера должна была понять, что он не хотел её обидеть. Он, как всякий заботливый муж, радовался тому, что первая любовь жены оказалась наивной мечтой, а не сильным чувством. Всё было так, да только утешало мало. Платон уже не хотел довольствоваться страстью, он желал, чтобы Вера любила его. Просто, не думая и не рассуждая. Нежно и преданно. Навсегда.

Изнывая от неизвестности, он торопил коней, но что ждало его в конце пути? Новая жизнь или очередное разочарование?..

Тройка резко свернула, и Горчаков выглянул в окно. Это оказался тот самый поворот, где в ночь нападения он простился с Верой. До дома было рукой подать.

– Вот и приехали, – пробормотал Платон и ощутил, как предательски задрожало веко. Князь волновался, даже боялся, но ни за что на свете не повернул бы обратно. Он – боевой офицер, пусть и отставной. И хотя вместо мундира кавалергарда его плечи теперь облегал сюртук от французского портного, сердце под чёрным сукном билось прежнее. Платон пойдёт и победит! И это окажется самой главной победой в его жизни.

Кони стали у крыльца. Тут же подлетел дворовый мальчишка и распахнул для барина дверцу. Платон вышел и спросил:

– Княгиня где?

– Она на шахте, пока не возвращалась, а барышни в Солиту поехали, смотреть на новый дом, – обстоятельно объяснил паренёк.

– Скажи на конюшне, чтобы мне Гермеса оседлали!

Расплатившись с ямщиком, Платон отправился в свою комнату. Узкая дверца в смежную спальню оказалась приоткрытой. Прежде она стояла пустой. Горчаков толкнул дверь и вошёл. Комната изменилась, теперь она была жилой: на туалетном столике лежали гребни и щётки с малахитовыми ручками, а у самого зеркала стояла малахитовая же круглая шкатулка. Затаив дыхание, Платон приподнял украшенную золотой бабочкой крышку и сразу уловил нежный запах. Внутри лиловым пухом рассыпались засушенные головки фиалок.

– Господи, спасибо! – обрадовался он.

Быстро разыскав в шкафу охотничий сюртук, он натянул высокие сапоги и спустился вниз. Гермес уже горячился у крыльца – считал ниже своего достоинства подчиняться какому-то мальчишке. Увидев хозяина, конь тихо заржал.

– Вези меня к жене, старина, – попросил Платон и вскочил в седло.

Проскакав по широкой дуге, Гермес, вылетел со двора и свернул на липовую аллею. Миновав овраг, они взяли левее и, объезжая сжатые поля, направились к темнеющему на горизонте перелеску. Платон не погонял коня, но тот (видно, чувствовал) сам рвался изо всех сил. Наконец они свернули на просеку и вскоре остановились у шахты. Здесь оказалось на удивление тихо. У коновязи ожидали седоков три лошади, а у платформы, где обычно выгружали соль, беседовали Марфа и Татаринов. Услышав стук копыт, оба управляющих обернулись. Татаринов приветственно помахал князю рукой, а Марфа даже сделала что-то вроде книксена.

– Добрый вечер! – крикнул Платон, он спрыгнул с коня и подошёл к управляющим. – А где княгиня?

– Она, ваша светлость, за щенком спустилась, – объяснил Татаринов. – Мальчишка, который за ним смотрит, вновь упустил собаку, вот Ричи и прибежал за хозяйкой. Он её по запаху всегда находит. Я предлагал поймать щенка, да Вера Александровна говорит, что он мне в руки не дастся.

– Понятно, – кивнул Горчаков и, посмотрев на большое чугунное кольцо с ключами в руках у Марфы, уточнил: – Это от здешних дверей?

– Да, но нужно только замкнуть спуск в шахту. Кладовки и сараи уже заперты, завтра здесь никого не будет, все работают в поле.

– Оставьте мне ключи, а сами езжайте отдыхать, – предложил Платон. – Я спущусь за Верой и помогу ей, а потом мы вместе вернёмся в Хвастовичи. Когда своих коней забирать будете, Гермеса привяжите, пожалуйста, рядом с Ночкой.

– Хорошо, – метнув выразительный взгляд на Татаринова, с готовностью согласилась Марфа. Управляющий тоже сообразил, что к чему. Он тут же забрал из рук князя повод и повёл Гермеса к коновязи. Платон уточнил у Марфы:

– Фонарь там есть?

– Даже два: большой – на шесть свечей – внизу в первой камере у лестницы стоит, а ручной Вера Александровна с собой взяла.

Платон подошёл к жерлу шахты. Теперь вход в неё был защищён высоким навесом, всю землю вокруг забрали дощатым настилом, а в тёмную глубину убегала крепкая лестница с перилами из тонкого бруса.

– Умница моя, – пробормотал Платон. Деловой хваткой жены он откровенно гордился.

Горчаков спустился вниз. Тяжелый кованый фонарь у подножья лестницы освещал большую камеру с сероватыми стенами. Три туннеля, как чёрные кляксы, распахнули свои зевы в разных её концах. Платон вгляделся во тьму – искал огонек фонаря, однако не преуспел.