Читать книгу "Три богини судьбы - Татьяна Степанова"

Сейчас… вот сейчас она проснется…

Глава 48РАПОРТ О РАСКРЫТИИ

Анфиса переминалась с ноги на ногу возле витрины с пирожными. Какой крутой супермаркет! Глаза разбегаются, сколько тут всего вкусного, с кремом, с джемом, и если все это съесть, растолстеешь как бочка, как слон, как гиппопотам.

Ну и пусть. Все равно – один раз живем.

И если даже не один…

Как ей на сотую долю секунды почудилось там, во дворе института Склифосовского…

Если даже не один, то…

Все равно.

ТАК ВЕСЕЛЕЕ!

Она зашла в гастроном в ГУМе по пути.

Песочные корзиночки с жирным кремом, пирожное «розочка», «грибочки», пирожное «ленинградское»…

Она шла по гастроному мимо винных стеллажей к кондитерскому отделу.

А до этого ее путь пролегал через Биржевую площадь к Никитникову переулку, где она фотографировала ДОМ.

Вдруг пленка что-то удержит, поймает… хоть какое-нибудь доказательство… не видимое человеческим глазом. Еще одно, последнее доказательство.

– А можно набрать разных пирожных? Да, все в одну коробку, пожалуйста. Две «розочки», два «ленинградских», эти вот шоколадные и эти с орехами, тоже по два…

Глянув на наручные часы, Анфиса заторопилась, вытащила телефон.

– Алло, ну ты как? Скоро? Я в кондитерский отдел зашла. Буду минут через двадцать, ты выходи, и вместе поедем домой.

– Ладно, – сказала Катя, – я тебя жду.

Она была в кабинете полковника Гущина. Был уже конец июля, время отпусков.

На письменном столе Гущина топорщилась кипа бумаг.

В кабинет то и дело заглядывали сотрудники розыска: «Федор Матвеевич, командировку подпишите», «Рапорт на отпуск я с двадцать второго числа планирую». «Федор Матвеевич, тут отдельное поручение пришло из Питера, кому отписать?»

Был уже конец июля.

И все шло своим путем.

День за днем.

Ночь…

Острые грани…

Гущин писал рапорт о раскрытии ДЕЛА, которым они все занимались эти последние месяцы. Катя наблюдала, как он пишет. Как он доходит до середины листа и комкает его, берет чистый и начинает свой рапорт заново.

– Хоть бы помогла мне, ты ж у нас истории сочинять мастерица!

– Я только еще больше все запутаю, Федор Матвеевич.

– Куда уж больше-то… Вот раскрыли дело, а ЧТО раскрыли? – Гущин бросил ручку в сердцах и достал платок, промокнул лысину. – Полжизни я в розыске, а такого… Да что говорить. Эксперт, что на Малую Бронную в тот вечер выезжал, и он до сих пор тоже малость того… А ведь он всего этакого, как и я, грешный, видел-перевидел…

Катя кивнула.

ВСЕМ ПОРОЙ СНЯТСЯ СНЫ.

И НАМ, ПОЛКОВНИК ГУЩИН.

– Руфину-то, старшую сестру, сам областной прокурор приезжал допрашивать. Временами-то она ничего, вроде проясняется сознание у нее, – Гущин снова потянулся к чистому листу, – показывает, что Тимофей, их брат, с самого, мол, детства склонен был… Мать на него, что ли, так сильно влияла, Саломея… Походить жаждал на нее во всем. Руфина говорит, что когда подрос, возмужал, парнем стал, смена пола для него стала прямо навязчивой идеей. А с Цветухиным Евгением они действительно дружили, и даже, как Руфина говорит, может, это и больше чем дружба была, учитывая наклонности Тимофея. Может, Цветухин и на ограбление банка-то пошел, с Ларкой Дьяковой и ее сынками связался, чтобы они с Тимофеем могли… Но, это теперь только догадки. А факт в том, что Тимофей его предал из-за денег, искалечил насмерть и бросил умирать там, в подвале… На операции, каких он над собой добивался, вагон денег нужен был, вот он все себе и забрал. Все ворованное. А так как на нем убийство висело, представил все дело, будто он пропал без вести. Тимофей – средний брат пропал. А через год появилась Августа – средняя сестра. Руфина бормочет что-то про две буквы из имени «Тимофей», что он себе… то есть она, оставила: Августа – АвгусТИна… И семья их на это пошла. Только вот мать не сумела этой тайны, этого горя вынести… М-да… Про это Руфина на допросе у прокурора еще кое-как рассказывала, а как дальше стали вопросы задавать, то… Дальше – глухо, умом она повредилась, в психушке теперь самое место ей, – Гущин глянул на Катю.

Но она молчала.

ТО БЫЛ ЛИШЬ СОН.

НАДО ЛИ ПОМНИТЬ ЕГО ВСЕГДА?

– И судить ведь некого… По такому-то делу! – Гущин смял уже совсем чистый лист бумаги. – Вот сижу, пишу, черкаю, а что… Хорошо тогда пожарные на Малую Бронную моментально приехали, а так бы вообще сгорело все к черту. А может, и нет… Может, и не сгорело… КТО ЗНАЕТ, КАК ТАМ ОНО БЫЛО ЗАДУМАНО… А так что мы там обнаружили? Ее – Руфину, живую, умом тронувшуюся. И три трупа…

Гущин наклонился и полез в ящик стола, достал конверт с фотографиями.

– Младшая их… Ника, как они ее звали, медиум, перелом шейных позвонков, правая кисть оторвана… В старину бесы так с ведьмами расправлялись. Но не это эксперта в шок повергло. Такое он видел. Второй труп принадлежит Роману Пепеляеву. Только этот единственный труп из всех сильно обгорел, практически до неузнаваемости. По ДНК личность подтверждали. Вот я тут в рапорте пишу: «При жизни подозреваемый Пепеляев никогда не встречался ни с Цветухиным, ни тем более с Тимофеем Зикорским», когда тот еще… когда тот еще к мужскому полу принадлежал, не к женскому… Факт ведь это, а?

– Факт, Федор Матвеевич. При жизни эти трое действительно никогда не встречались.

Гущин с грохотом отодвинул стул и встал.

– И по арбатскому расстрелу его теперь суду не предашь. Горелый труп, головешка. Но опять-таки не это эксперта нашего до самых печенок пробрало. Вот от чего он никак в себя до сих пор прийти не может.

Он достал из плотного пакета два снимка. Катя уже видела их не раз.

Одно было фото Тимофея Зикорского, взятое при обыске дома сестер-Парок. То самое фото, что стояло в бывшем кабинете Саломеи на бюро, где Тимофей – средний брат был снят совсем молодым.

Золотая булавка для галстука в форме змеи… Здесь, на фото. И там, среди вещдоков уголовного дела, отправленного на вечное хранение – в архив.

На другом фото был заснят труп молодого мужчины, совершенно обнаженного, лежавшего на полу, – паркет, залитый бензином, раскинутые руки, светлые волосы – никакой лысины, и лицо…

Сходство было абсолютным.

– Тимофей, это он – никаких сомнений быть не может. – Гущин взял фотографию так осторожно, точно она была испачкана ядом. – И визуально, и все экспертизы – все подтверждает: это он. Но ведь… одиннадцать лет прошло! И мы с тобой вместе видели эту стерву… Августу… Ей было уже почти сорок, а значит, и ему, ему тоже! Ведь это же он фактически был, он самый. А ЗДЕСЬ ПЕРЕД НАМИ ТЕЛО ДВАДЦАТИСЕМИЛЕТНЕГО ПАРНЯ! Даже если это была какая-то фантастическая биологическая метаморфоза… мгновенное возвращение в прежний свой пол, то… Он здесь такой, каким был тогда… Когда поднялся из подвала вместе с деньгами, оставив ЕГО там… эту нежить… Когда закрыл за собой люк и замуровал ЕГО. А потом поджег дом.