Читать книгу "Зеркало для невидимки - Татьяна Степанова"

Начал упрекать, оскорблять — что он, мол, совсем не уверен, что это его ребенок, может, это мой или Валькин… Что пусть она его не впутывает, что, мол, все равно с него ни копейки, ни бакса не получит и вообще… — Геворкян говорил так, словно в горле его застряла рыбья кость и каждое слово отзывалось болью в гортани. — Лена мне сказала: у нее словно глаза на него открылись. А он все кричал ей, что она, мол…

Она не помнила себя от обиды и гнева. И вдруг прямо перед собой увидела в открытом «бардачке» его пистолет. Она про него знала. Аркан и перед ней хвалился, какой он крутой А был он просто слизняк, гнида… Она поклялась мне, что не хотела его убивать. Сама не помнит, как пистолет у нее в руках оказался. Аркан оружие увидел, совсем рассвирепел, заорал на нее. И тут она выстрелила.

— Баграт, она сказала, что стреляла в Севастьянова один раз или дважды?"

Колосов снова слушал свой (чужой?) голос.

" — Она мне сказала: «Я стреляла в него. Но я не хотела убивать. Не знаю, как это произошло».

— Но Севастьянов был убит двумя выстрелами.

— Лена не уточняла, сколько раз стреляла. Все твердила. «Я не хотела».

— Что же было дальше?

— Я сначала не знал, что делать. Первой моей мыслью, матерью клянусь, было идти в милицию и все рассказать. Если бы его убил я, я бы, наверное, так и поступил. Но Лена… Она смотрела на меня так испуганно, умоляюще, затравленно. Он была совсем другая, как ребенок, который нуждается в помощи.

Я не представлял, как она, беременная, сможет все это вынести — следствие, суд, тюрьму… И я решил, что не допущу, чтобы она мучилась. Я ее муж. Мы прожили семь лет — пусть плохо, пусть. Но я ее муж.

И я ее любил. Люблю. Я хотел доказать ей: вот, смотри, когда все тебя бросили, все предали, я один остался с тобой, я твой муж И я готов ради тебя на все.

— Предали.., что ты хочешь этим сказать? Севастьянов предал, положим так, а кто еще?"

Пауза. Шелест пленки.

« — Она же молчала, таилась от меня три дня, — хриплый тихий голос Геворкяна, — я подумал, что она сначала пыталась найти помощь… Ну, в общем, об этом я не хочу говорить. Ведь вам не догадки мои, а истина нужна. Правда. Так?»

«Как сказать, — подумал Никита, — вся проблема в том, насколько можно верить этой твоей правде, Баграт».

" — Я сказал своей жене, что не выдам ее и постараюсь ей помочь. Но сначала я должен знать абсолютно все о том, что произошло. Я спросил, занимались ли они любовью перед тем, как она ему сказала о ребенке, она сказала — да… Потом сказала, что, когда убедилась, что Севастьянов мертв, не знала, что предпринять. Очень испугалась. Решила инсценировать несчастный случай — мол, машина загорелась, взорвалась… Попыталась поджечь. Когда огонь увидела, побежала домой.

— Она, что же, пешком добралась с места убийства до цирка?!

— Она не сказала, где именно это произошло.

Я подумал, где-то близко. Потом уже узнал, где Аркана обнаружили. Не так уж это и далеко — всего пятнадцать километров. У Лены отличная спортивная подготовка. Она и большую дистанцию выдержит. Я осмотрел ее одежду, она вся была в саже. Мы решили ее выбросить. (Тут Колосов пометил себе в блокноте: «Обратить на этот факт внимание следователя — пусть проведут выход на место».) Надо было срочно избавиться от пистолета. Я ей сказал: «На нем наверняка твои отпечатки, если найдут, тебя обвинят». Я хотел все сам сделать, но она уже немного успокоилась. Сказала, что ей в душ надо и что пистолет она возьмет и там вымоет с мылом, уничтожит отпечатки. Вернулась быстро, сказала, что все сделала, а потом бралась за оружие только через полотенце. Но она снова была чем-то сильно напугана, встревожена. Я спросил, что случилось? Она сказала: ей показалось, что за ней кто-то следит, наблюдает. Ей и до этого иногда казалось… Она даже меня подозревала, думала, это я за ней подглядываю, ну, ревную… Но я никогда, клянусь. Я мужчина, я ее муж. Я никогда до такого не опущусь. Я подумал, это снова нервное у нее. От потрясения. Успокоил как мог. Забрал пистолет, сказал, что сам спрячу его, выброшу в такое место, где его никогда не найдут. Я хотел поехать на машине куда-нибудь в лес, там его выбросить. Но у нас ночью ворота заперты, открывать — значит, ненужных свидетелей плодить. А тут… Я шел мимо гардеробной Разгуляева. — Геворкян говорил медленно. — Я знал, что его нет. По ночам он уезжал. Он же байкер. Мотоцикл себе купил заграничный. Бешеные деньги ухлопал. Они, байкеры эти, собираются где-то на дороге. Он частенько ездил туда!.. И еще я знал про него… Ну, в цирке-то многие именно его в смерти Аркана подозревали… Ну я и…

— Решил подбросить оружие Разгуляеву?

— Ничего бы не случилось, запри он гардеробную. Но он никогда не запирал дверь. Никогда. Я это знал. Я вошел и положил пистолет на дно его сумки с вещами. Прихватил осторожно, через носовой платок. Старался не оставить отпечатков. Не знаю, как я оплошал, как вы их обнаружили… Я думал — все закончилось. Лена в безопасности. Никто ничего не узнает. А если милиция пистолет найдет, подумают на Разгуляева… Но НИЧЕГО НЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ. Начался какой-то кошмар. Нашли мертвой Ирку Петрову. А затем сегодня… Господи…"

Надрывный кашель на пленке. Всхлипы. Геворкян заплакал, вспоминая. Колосов чуть перекрутил запись вперед. Допрос безутешного мужа еще не был закончен.

" — Когда в слоновнике обнаружили тело Петровой, вы обсуждали это с женой? Что она говорила?

— У них были ссоры, — Геворкян говорил нехотя. — Я знал, из-за чего. На какой-то миг я даже допустил…

— Что Петрову убила твоя жена?

— Не то чтобы я подозревал… Я попытался поговорить с ней на эту тему, но… Она не хотела разговаривать. Она сильно переживала, нервничала. Она боялась! Потом она постоянно думала о… Она сказала мне, что сделает так, как я скажу. Ну, насчет ребенка.

Я сказал, что для нас обоих будет лучше, если она сделает аборт.

— Кроме жены, ты никого не подозревал больше?

— Да я вообще не знал, что думать. У Ирки Петровой и врагов-то не было…

— Кроме Елены?

— Ну да, да! Если хочешь — но ведь и Лену тоже убили Кто-то же убил ее!

— И это не ты, Баграт?

Пауза.

— Я все сказал. — Геворкян закашлялся. — И мне все равно, верят мне или нет. Это правда. И моя жена тоже мертва. И мне все равно, что теперь будет со мной".

«Положим, не так уж и все равно», — подумал Колосов, выключив диктофон. Что ж… Вчера он его отпустил. Когда Геворкян услышал: «Пока свободен, но предупреждаю: скроешься — пеняй на себя», — на лице его отразились недоверие и тревога. После «заключения» он, видимо, приготовился к самому худшему.

Никита скосил глаза на корзинку для бумаг под столом — обрывки «липы» валялись там. Грубая подделка хоть что-то сдвинула с места в этом чертовом деле. Если, конечно, показания Геворкяна — правда… А Колосов примерно процентов на пятьдесят был в этом не уверен.