Читать книгу "Проданная замуж - Хамфри Прайс"

— Молчи, не смеши меня.

— Что она говорит? — спросила Тара.

— Она говорит, что на нас смотрят, как на иностранок, — ответила Мена.

Тара наклонилась за спину Мены, чтобы никто не видел ее лица, улыбнулась и сказала:

— Знаешь, ты права.

В этот момент ко мне подошли какие-то люди.

— Твоя мать говорила, что мы можем повидать мальчика.

Я подняла взгляд и увидела пожилую женщину.

— Ты знаешь, кто я, я Фозия, сестра Афзала.

Я собиралась ответить: «Нет, я вас не узнаю», но вместо этого сказала:

— Прошу прощения?

— Твоя мать говорила, что мы можем повидать мальчика, — холодно повторила она.

— Какого мальчика?

Я была в растерянности.

— Нашего мальчика.

И тут наступило прозрение: она говорит об Азмире. Я посмотрела на Тару, но та лишь пожала плечами. Я сказала:

— Пожалуйста, не надо сейчас этого делать.

Женщина проигнорировала мои слова и продолжала настаивать:

— Мы хотим увидеть мальчика.

Я вздохнула.

— Ладно, хотите, значит, устроить сцену, да? — Мой голос становился громче. — Хотите всех здесь расстроить? В такую минуту? Не думаю, что так следует поступать.

Фозия удивленно на меня посмотрела и попятилась к выходу. Возможно, она не ожидала, что я дам ей отпор.

— Моего мальчика зовут Азмир, — прошептала я ей вслед.

Я пробыла в Пакистане две недели, каждый день приезжала в дом матери и каждый вечер возвращалась к деверю.

Вернувшись в Англию, я спала и спала, вымотанная поездкой. Но была довольна и даже горда тем, что решилась на нее. Я помирилась с матерью до ее смерти, и это было хорошо. Я знаю, что пустота в душе — место, где должна была поселиться бескорыстная любовь моей матери, — никогда не заполнится. Прошли годы, прежде чем я поняла, откуда это ощущение пустоты, но мне все легче и легче уживаться с ним.

Несмотря на все это, она была частью меня, а я — ее частичкой, и именно по этой причине я поехала в Пакистан. Я хотела с ней попрощаться. Это значило, что я покончила с тем, что меня тревожило. Мать знала, что делала, когда била меня, потому что ни разу не ударила по лицу. Была ли она злой? Не думаю. Она была нездорова, очень нездорова, и, поскольку она не нянчилась со мной с самых первых дней моей жизни, ничто, наверное, не мешало ей обращаться со мной, как с непослушной рабыней. Я раздражала ее, причиняла ей неудобства. Она не любила меня.

Ненавидела ли я ее? Нет. Ненавижу ли я ее сейчас за то, что она со мной делала? Не совсем, она умерла и не может больше причинить мне вред. Любила ли я ее? Нет, не совсем, не так, как я люблю сыновей, как положено дочери. Я хотела любить ее, однако она мне этого не позволяла. Но я на самом деле боялась ее.

Меня ждала еще одна, последняя, неприятная встреча. Я узнала от Тары — которая, конечно, не упустила случая позлорадствовать, — что мое замужество в Пакистане было не просто так организовано матерью. Мой дядя проиграл много денег, очень много, и пообещал откупиться хорошенькой пакистанкой с английским гражданством. Мать больше волновалась о долге брата, чем обо мне. Пожалуй, чего-то такого следовало ожидать.

21

Шрамы на моем теле, хотя и несравнимые с душевными ранами, до сих пор не сошли. Они служат мне картой, путеводителем по прошлому, повествующим о дороге, которую мне пришлось пройти, чтобы оказаться там, где я сейчас нахожусь. Все, что произошло со мной, сделало меня сильнее. Теперь я научилась добиваться поставленных целей. Поэтому я и решила взяться за написание этой книги, хотя с двенадцати лет не ходила в школу.

С Осгаром я научилась любить; я снова могла доверять людям — благодаря новым друзьям, которых нашла в Манчестере. Близкий друг позаботился, чтобы меня приняла местная пакистанская община и чтобы мне нечего было опасаться. И я кое-чего добилась в жизни.

Мне повезло провести первые семь лет жизни в детском доме. Крепкий фундамент любви, заложенный там, помог мне выстоять, пройдя через испытания, обрушившиеся на меня в последующие годы. Меня учили любить, а не ненавидеть, прощать и жить дальше. Я благодарна за то, что со мной произошло, пусть и не за то, как это происходило. Теперь мне думается, что отец дал бы мне больше свободы и обращался бы со мной, как с обычным ребенком, но мать понимала, что в таком случае она полностью потеряла бы надо мной контроль, а ее это не устраивало. В ее понимании необходимо было контролировать детей и заставлять их следовать традициям, нравится им это или нет. Именно поэтому существуют сплоченные азиатские общины, не желающие впускать в свой круг западный мир. Раньше полиция, социальные службы и организации здравоохранения обходили их стороной, но теперь ситуация меняется. Я считаю, что это давно уже надо было сделать. Я хочу сказать: как можно знать о нуждах сообщества, если никогда не окунался в его жизнь?

В наши дни все еще заключаются насильственные браки, людей продолжают убивать во имя чести. Я одна из тех, кому повезло сбежать и остаться в живых, чтобы рассказать свою историю. Правительство помогает людям осознать проблему насильственных браков, но я полагаю, что внутри сообществ, которые считают это нормальным, должны произойти большие изменения.

В 1990 году я получила первую оплачиваемую работу, устроившись в местный офис иммиграционной службы. К концу этого десятилетия я снова взялась за учебу, хотя последний раз была в школе в двенадцатилетнем возрасте, и получила Общенациональное свидетельство о профессиональном образовании по специальности «Путешествия и туризм». Освоив эту профессию, я работала в аэропорту Манчестера, проверяла документы пассажиров. Позднее создала местную ассоциацию жителей и в результате познакомилась с большинством членов городского совета и его руководством. Участие в деятельности совета позволило нам получить не один миллион фунтов на ремонтные работы в районе.

В мае 2007 года я стала кандидатом лейбористской партии от Мосс-Сайда на выборах в местный совет. За меня проголосовало вдвое больше человек, чем за всех остальных кандидатов, вместе взятых. Я говорю об этом не для хвастовства, а чтобы отметить, какой путь мне удалось пройти.

* * *

Иногда, когда я расчесываю волосы, они опускаются на уши, и я вдруг вспоминаю, что этого хотела от меня мать, — она всегда говорила, что у меня такие же волосы, как у нее, и я должна причесываться, как она, — и быстро заправляю пряди за уши. Мне не хочется, увидев свое отражение в витрине магазина, вспомнить о нравоучениях матери.

Одна строчка в моей карточке из регистра социальных служб сильно меня задела. Анонимный автор, составляя отчет о проведенной со мной и Меной работе, сослался (или сослалась) на мнение социального работника, точно не знаю, на кого, но думаю, что это была тетушка Пегги: «Социального работника беспокоит, что дети все больше привыкают к английскому образу жизни, и, если в будущем будет предпринята попытка реабилитации, это будет очень сложно сделать».