Читать книгу "Злые куклы - Елена Юрская"

«Еще и Петров. Кузя, что ли? — с горечью подумала Наташа. — Слишком много людей… Слишком много тех, кого знает брат. Ужас. И что интересно, я ведь не промахнулась. Затейник чертов».

— Давай рассказывай. — Она потрясла пистолетом и свела брови к переносице. Глебов говорил, что с таким лицом она могла бы позировать для Челубея, который задрался с Пересветом. Кто это? И почему быть похожим на Челубея стыдно, а на урода Бельмондо — почетно?

— Нечего рассказывать. Нечего. Все закрыто, заколочено и уничтожено. Я — не самоубийца, — быстро сказал Кирилл и мягко улыбнулся.

— Это ты пока не самоубийца. А потом от горя по ушедшим от тебя женам… Слушай, а ты сказку про Синюю Бороду знаешь? По-моему, он плохо кончил.

— Зато часто, — усмехнулся Кирилл и снова налил водку в свой стакан. — Больше не пей. Ты, я вижу, на работе… Кстати, Наташа, ты знаешь, что такое предохранитель?

— Гондон? Презерватив в смысле. — Она даже зарделась. Не от его наглости, а от удовольствия. Можно ругаться сколько душе угодно. Полное счастье.

— Ага, так вот, если он есть, то ни родить, ни убить нельзя. А что касается дела, по которому ты пришла, то запомни — ничего не было. Никогда и ничего…

Он тихо выпил и некрасиво, так, как часто делала она сама, утер рот тыльной стороной руки. Она посмотрела, а он, проследив за ее взглядом, усмехнулся.

— Мы с тобой одной крови: ты и я… Тебе придется мне поверить…

Кирилл снова оказался сидящим на полу. В молодежно-рабочем джинсовом прикиде. Его шальные руки попытались погладить там, где нельзя. Пистолет в ее руке задрожал и чуть не выпал. А если бы выпал, то прямо ему на голову, на будущую лысину. Это было бы и смешно, и больно. А главное — нелепо. И от этой нелепости Наташа вдруг рассердилась.

— Что еще за штучки? — Она нахмурилась и толкнула Кирилла округлым коленом. — Я к тебе по делу пришла, а не сопли утирать. Ясно?

— Ясно-ясно. — Он отодвинулся и сложил ноги в позу то ли лотоса, то ли турка. И оттого показался Наташе старым и неприятным. Она не любила тех, кто не умел жить в своем возрасте, тех, кто пытался гнаться за поездом, который уже тю-тю. — Но по-моему, мы уже решили: никто никогда ничего не узнает. По крайней мере, от меня. Слушай. — Он помолчал и хитро улыбнулся. — А может, ты Петрова убьешь? А то он там накопает сорок бочек арестантов, всем мало не покажется.

— Хорошо, что ты мне веришь, — спокойно ответила Наташа.

— А я тебе всегда верю. С давних пор, — тоже спокойно и твердо сказал он.

— Да? И почему это? — Она улыбнулась одними уголками губ, на миг стала красавицей, но передумала и нахмурилась.

— Да потому. Ты и я — одной крови. Маугли. Ты вот, например, заметила, что я к тебе никогда не приставал. Даже не пытался. Вообще — ни-ни.

— А с меня взять тогда было нечего, — усмехнулась она.

— Ну, кое-что у женщины всегда есть. — Кирилл задумчиво провел рукой по волосам. — Вот не знаю, может, под дулом пистолета стоит исправить эту ошибку… А? — Он смотрел на нее вызывающе и игриво. Господи, как давно все это было в ее жизни. Да и было ли? Ну, ребенка родила, на ноги поставила. Толика потеряла. Потому что если бы не потеряла, то жить было бы не на что… И с тех пор ни с кем ничего. И в мыслях не держала. И не потому, что не хотела, а потому, что возраст уже не тот, не девица, чтобы так вот позориться. Ей было и странно, и жутко. И стыдно. Потому что если теперь вот считать вместе с ней, то все они с Кириллом… того, ну, этого…

Это не важно, что ничего не произошло. Но правду себе говорить надо. Как по башке ее треснуло этим взглядом. И слова куда-то пропали. И мысли. И смятение такое в груди, что хоть плачь, хоть беги. И ни одной слюны-слюночки, чтобы ее так… Чтобы глотать было чем. Может, это раунатин. Да нет. Куда там… А он, гад, все смотрит, как ощупывает. Толик в этом вопросе был полный дурак. И она не знала, что так бывает, что так вот исподволь может выходить ум, причем выходить-то через срамные места… Через… И вдруг она поняла свою Катьку… Потому что если у нее первым был не такой, как Толик, то и удержу в ней не было. Потому что кровь — одна… Наша…

А он все смотрит, все улыбается… Плейбой. Слово не наше, но лучше, чем кобель. Хотя по смыслу — то же. Интересно, на Жанку он вот так же смотрел или как-то по-другому… Та, конечно, была привычной. Скольких мужиков перепробовала… А Наталья все мотала свое женское одиночество. Все думала, что с чужими мужиками как-то позорно… А Кирилл, хоть и мертвец, конечно, а не чужой человек. Свой, близкий, без стеснения всякого… Тем более, что рассказать кому — и не решится, и не успеет. Так, может быть?..

Наталья Ивановна Амитова, будущий депутат, мать и бабушка, тихо, почти неслышно застонала.

— Не могу, — пробормотала она, сжимая в руке рукоять и трогая пальцем курок. — Не могу…

Значительно проще было выстрелить именно сейчас… А там — выстраивалось. И Афина, и Дарья, и мотивы, и причины… Выстрелить, чтобы не буравил, чтобы не срамил на старости лет. Наташа зажмурилась, затаила дыхание и решительно нажала на спуск…

В голове грохнуло, и из носа полилась кровь. Из ее носа — ее кровь. Он, Кирилл, живой и невредимый, вдруг оказался рядом, навис, облапил, прижал к себе и пробормотал, касаясь губами ее руки у запястья:

— Я говорил, сними пушку с предохранителя… А теперь терпи. Считай, что это изнасилование… что теперь мы с тобой квиты. Будем. Минут через тридцать…

Она сжала зубы, потому что больше не могла думать о себе — старой развратной тетке, которая… никогда ничего не находила в Кирилле.

— А застрелишь ты меня потом, потом. Обещаю. — Его руки шарили по шее, сжимали, тискали, ныряли, как взбесившиеся. Наталья Ивановна была не в силах сопротивляться. Ладно, чуть позже она убьет его… И наверное, себя… Потом. Посмотрит, как оно, и убьет. А что — нажилась уже… Но это будет потом, потому что сейчас… пусть…

Она зажмурилась, сжала пальцы на рукоятке, зацепилась за мысль о том, что пистолет — единственное, что невозможно потерять сейчас, а все остальное пусть горит синим пламенем. И провалилась в обморок, позор, гипертонический криз и сладкий вкус фруктового мороженого. На некоторое время она просто отключилась.

В голове рассыпались звезды, проплыли планеты, засеменили ежики в тумане — все было так прекрасно, что сознание отказывалось возвращаться к ней.

— Нет, это уже слишком, — раздался противный голос то ли апостола Петра, то ли архангела Гавриила. Во всяком случае — голос сверху, это точно. — Это уже слишком. Снова труп, снова кровь. Так вы еще и некрофил, гражданин Матвеев?

Это было очень обидно. Обидно, что она, врач по образованию и атеист по воспитанию, так толком и не поверила, а главное, не проверила теорию доктора Моуди о жизни после смерти. Так что ж, лежать теперь дурой и не шевелиться? Кто бы знал, что покойник все слышит, все понимает. Вот и Толичек тоже… А сколько ж плохого она тогда на гроб ему выплеснула. Хотя и плакала как полагается. Старалась. А он, бедный, все знал, все чувствовал.