Читать книгу "Князь - Александр Мазин"

На мгновение сморщенная, как печеная репа, физиономия кесаря отразила некие человеческие чувства: смесь удивления, испуга и гнева. Только на мгновение. В следующий миг лицо кесаря снова стало постным, невыразительным.

Духарев напрягся, положил руку на пряжку сабли-пояса.

«Если что – возьму царька в заложники!» – подумал он.

Артем лучезарно улыбался. Он ничего не заметил.

– Это твой родной сын? – ровным, невыразительным голосом осведомился кесарь.

– Да, – сухо ответил Духарев.

– Он на тебя не похож.

«Можно подумать, у всех остальных дети – вылитый папаша!» – раздраженно подумал Сергей, но вслух сказал:

– Да, Ваше Величество. Он похож на свою мать.

– Она – русинка?

– Нет, Ваше Величество. Она булгарка.

– Кто она?

И тут, с досадным опозданием, припомнилась Духареву рекомендация дьюлы Такшоня.

«Не говори, что мать твоего сына – булгарка», – посоветовал Сергею верховный вождь мадьяр.

Но слово не воробей…

– Когда я встретил её, она была лекаркой в кривичском селении Малый Торжок, – сказал Духарев.

– Где это? – спросил кесарь.

– Полоцкое княжество. К северу от Киева.

– В Полоцке князь Роговолт сидит, – проявил эрудицию кесарь. – Твоего Святослава данник.

Еще минута – и он утратил бы к Артему интерес, но тут вмешался Сурсувул:

– Она хорошего рода. Ее отец – Рад из Скопле. Брат ее Момчил тебе меха и воск поставляет.

На сей раз на лице Петра ничего не отразилось, но Духарев увидел, как побелели пальцы кесаря, сжавшие посох.

– Рад из Скопле, – прошептал Петр.

И добавил по-гречески:

– Я полагал, он умер…

«Надо будет спросить у Артема, что он сказал», – подумал Духарев.

Внезапно кесарь улыбнулся довольно ненатурально, стянул с пальца перстень:

– Прими, юнак, – сказал он. – Я знал твоего деда.

Сурсувул взял перстень у кесаря, передал Артему.

– Живи вечно! – поблагодарил тот с низким поклоном.

Толпа придворных поддержала его заздравным хором.

На этом официальная часть закончилась, и публику пригласили перекусить. Кесарь на обеде отсутствовал, но это никого не огорчило. Скорее, наоборот.

Духарев занял почётное место пятью позициями ниже пустующего трона. Артем расположился справа от него, а слева Сергей придержал место для межицкой боярышни. Вообще-то тут должен был сидеть какой-то булгарский господарь, но Духарев взял его аккуратно за плечико и очень вежливо попросил уступить место даме. Господарь поглядел на кончик варяжского уса, покачивающийся на уровне его глаз, побледнел, вспотел, быстро закивал и исчез.

Кушали при царском дворе по-простому. Главным столовым прибором были руки и хорошо заточенные ножи. Духарев развлекал даму светской беседой, не забывая, впрочем, выхватывать с блюд лучшие куски, чему немало способствовала длина его рук. Краем глаза приглядывал за Артемом. Тот к красотке Людомиле оказался равнодушен. Может, она просто была не в его вкусе. К девушкам Духарев-младший относился довольно-таки прагматично: выбирал исключительно по внешности и, как правило, – на одну ночь. И не для разговоров. На этом пиру Артем предпочел в качестве собеседника средних лет болярина, черного, мохномордого, большого любителя соколиной охоты. В Киеве это развлечение как раз вошло в моду, и мохномордый оказался для Артема ценным источником информации. Через некоторое время к их беседе присоединились еще несколько гостей, а на Сергея обращали все меньше и меньше внимания. Примелькался.

Сергей предоставил сыну развлекаться самостоятельно, а сам вплотную занялся белокурой соседкой. Их кубки то и дело звенели, соприкасаясь. Щеки Людомилы порозовели, глаза сияли… Духарев знал, что значит это сияние, понимал, что ведет себя неправильно: Людомила – не теремная девушка на одну ночь, не игрушка-наложница, а знатная боярышня… Но их обоих уже понесло, не остановить. Алые от вина губки притягивали Сергея с неодолимой силой. Он пил кубок за кубком, хмелея не от вина, а от близости этих сияющих глаз. Он забыл, что является послом великого князя, что от него сейчас зависят судьбы тысяч людей…

– … А этот рог я хочу преподнести сыну нашего славного гостя воеводы Серегея болярину Артему! – пробился сквозь шум и опьянение зычный голос Сурсувула.

Духарев среагировал на знакомые имена, глянул на первого преславского болярина.

Тот держал в руке здоровенный бычий рог, литра на три, не меньше, и протягивал его Артему через стол.

Артем потянулся, но не достал. Стол был шириной метра четыре. Рог двинулся по кругу, из рук в руки, со всей торжественностью и почтением. Никто из гостей не был настолько пьян, чтобы приложиться к вину, чье назначение определил сам Сурсувул.

Духарев поглядел на сына. Артемка был весел и радостно тянулся к рогу.

«Эта доза его завалит», – подумал Духарев, потянулся и ловко перехватил рог. Почти что из руки сына вынул.

– После батьки! – строго сказал он и приложился.

Вино оказалось неожиданно сладким. Духарев влил в себя почти все. Когда он передавал рог сыну, там оставалось на донышке.

Артем не обиделся, допил, помахал рогом Сурсувулу. Тот показал пальцем на пустующий трон: дескать, не от себя дарю, от кесаря.

Духарев еще успел увидеть этот жест, и тут все вокруг поплыло и закружилось.

«Забористое винцо», – подумал Сергей, почувствовал какой-то странный холод внутри и провалился в тишину.

Глава седьмая В которой воевода Духарев едва не отправляется за Кромку

… Волосатые пальцы гендиректора нервно скребли стол.

«Что он так дергается? – подумал Духарев. – Решение утверждено, все бумаги подписаны. Теперь-то чего мандражироватъ? Разрулили бы по понятиям – сохранил бы кой-какой капиталец. Не захотел – сам виноват. Вот и сдал всё, кроме штиблет и костюмчика».

Словно угадав его мысли, гендиректор, нет, теперь уже бывший гендиректор, спрятал руки, сунув их под стол.

– Ну чё, Николаич, коньячку на посошок? – предложил Духарев.

Он был в отличном настроении.

– Не хочу я вашего коньяка! – взвизгнул бывший гендиректор.

– Дело твое, – Духарев с удовольствием потянулся. – А я – приму. Митька, налей моего фирменного, от лишнего веса! – велел он охраннику. Подмигнул бывшему гендиректору: – Знаешь анекдот, Николаич: «Боитесь потолстеть – выпейте коньяку. Коньяк снижает чувство страха».

И захохотал.

Его собеседник не засмеялся. Лицо его перекосилось.