Читать книгу "Глоток мрака - Лорел Гамильтон"

Глава тридцать восьмая

Со мной шли восемь солдат. Каждый сжимал окровавленный осколок, каждый вернулся от смертной грани. Как только последний осколок выпал из моего плеча, слышать зов я перестала. Что-то в этой магии было связано с моей болью и ранами.

Впереди из тьмы выступил воин-сидхе в алой броне, мерцавшей на свету, будто языки пламени. Звали его Аодан, и я помнила, что рука власти у него соответствует виду доспеха. Он призывал руку власти – я это уловила. И крикнула, не думая:

– Убейте его!

Никто и секунды не медлил. Они не должны были слушать мой приказ: старшим по званию в их группе был Доусон. Но они дружно прицелились в сидхе у нас на пути и выстрелили. И пули сделали то, что делали с фейри всякий раз, с тех пор как люди их изобрели. Они прошили сверкающую броню и вонзились в тело под ней. Аодан умер, не успев опалить нас своей рукой власти. Значит, я могу чувствовать, когда вызывают руку власти. Если успеем стрелять до того, как магию освободят и нацелят, сможем победить.

Как все просто, когда под твоим началом команда солдат, повинующихся без размышления и готовых стрелять во все, что встанет на пути. У меня она есть.

К нашей группе присоединялись все новые солдаты, не ко мне приходили, а просто вливались в формирующееся на поле боя подразделение. Им казалось, что мы знаем, что делаем, и в нашей группе имелся сержант. Все группировались вокруг нас, потому что мы двигались осознанно к цели, а посреди битвы очень важно иметь цель. Иметь цель и не колебаться.

Я почувствовала приближение магии. Кто-то вскрикнул от ужаса, потом закричали многие – одетые в доспехи сидхе наводили на солдат иллюзии. Раньше мне случалось защищать своим гламором одного-двух сидхе. И теперь я как будто разлила вокруг озерцо гламора, все дальше и дальше в стороны – раньше я даже не пыталась распространять его так широко. Я проливала его на моих людей, как льют воду на горящую от лихорадки кожу.

И когда крики превратились в негромкое бормотание, я вполголоса сказала Доусону:

– Стреляйте по тем, что в броне.

Я полностью сосредоточилась на сопротивлении иллюзиям. Даже громкий приказ нарушил бы мою концентрацию.

Доусон и не подумал спорить. Просто крикнул:

– Стреляем по тем, что в броне! Огонь!

Бессмертные воины, прожившие столько веков, что нам и не снилось, пали перед нашим оружием. Словно рухнули на землю воздушные замки. Они не могли затуманить головы людей, никакие иллюзии не мешали солдатам стрелять – и мы их повергли.

На дороге встала Дилис, вся в желтом, сияющая, словно внутри нее горел огонь, освещая изнутри кожу и волосы, сияя из глаз. Никаких доспехов на ней не было, а платье такое, что в нем следовало подниматься по мраморным ступеням к бальному залу. Но когда рухнули наземь воины в бесполезной из-за человеческой изобретательности броне, встала она. Пули влетали в золотое сияние, похожее на знойное марево, останавливались и исчезали с короткими вспышками оранжевого света.

– Кто это? – спросил рядом Доусон.

– Магия, – сказала я. – Она – сама магия.

– Магия какого рода? – спросила Хейз.

– Свет, жар, солнце. Она богиня летней жары.

Мне всегда хотелось знать, какой она была, пока не лишилась дара. Многие из бывших богов и богинь скрывали свое прошлое – кто из стыда потери, кто из страха, что более удачливые и меньше потерявшие враги захотят свести счеты. Но если я вернула Сиобхан власть над иллюзиями, то и Дилис, или как ее звали по-настоящему, я вернула ее жар.

Уцелевшие воины в доспехах спрятались за ее защитным маревом. Они сгрудились вокруг нее, как должны были бы сгрудиться вокруг меня – но я никогда не буду так обжигать. Я не солнце, я луна.

И я вдруг поняла, что не хочу ее убивать. Я хочу вернуть ее себе. Хочу, чтобы она жила при моем дворе. Чтобы летнее солнце продолжало нас согревать. Я крикнула ей:

– Дилис, мы все – Неблагие. Мы не должны убивать друг друга!

Она ответила голосом, в котором слышалось странное рычание – я распознала в нем рычание свирепого пламени. Словно горели даже слова, исходящие из ее уст.

– Ты вспомнила об этом, потому что пули смертных не могут мне повредить.

За моим плечом вздрогнула Хейз:

– Ее слушать больно!

– Было бы хуже, если б принцесса нас не защищала, – сказал Доусон.

Он был прав. Гламор, оберегавший их от иллюзий, защищал и от этого жгучего голоса. Дилис не огнем была, а солнечным жаром. Он пробуждает поля весной, но если его слишком много – поля сохнут и умирают, и земля становится безжизненной пылью.

Для жизни нужно тепло и вода. Где же ее спутник? Ее противовес, ее супруг? Кольцо у меня на пальце сжалось и отпустило. Это кольцо столетиями называли Кольцом королевы. Андаис вручила мне его в знак своей милости. Но Андаис знала только разрушение и войну, а во мне в гармонии соединялись и смерть, и жизнь. Кольцо это раньше принадлежало богине любви и плодородия, Андаис сняла его с мертвой руки.

Смерть не может пользоваться атрибутами жизни – она не знает, как ими пользоваться. А я – знаю.

На меня и моих солдат просыпался дождь розовых лепестков. Кольцо запульсировало, стало горячим. По краю лесной поляны кто-то шел.

Из-под полога леса показалась белая фигура. Кристалл. В последний раз я его видела в постели королевы – кровавую массу вместо тела. Что плохо в бессмертии и способности залечить практически любую рану – это то, что если ты попадаешь в руки садиста, его забава может длиться очень, очень долго.

Королева выбрала его жертвой, поскольку он, в числе других стражей, откликнулся на мой зов. Он бы уехал в Лос-Анджелес вместе со мной, но Андаис сказала, что всех стражей лишиться ей нельзя. И потому она наказывала тех, кому пришлось остаться, хотя они хотели уйти. Очередь желающих попасть к ней на службу под дверью не выстраивалась – слишком долго она была жестокой госпожой. Все знали, каких милостей от нее ждать, и никто на это не соглашался. А потому она вымещала злость на тех стражах, что еще у нее оставались. И по Кристаллу, когда он показался на открытом месте, это было ясно видно.

Когда он не смог больше опираться на деревья, он упал на четвереньки и пополз. Солдаты прицелились выше него – словно ждали, что из леса появится тот, кто довел его до такого состояния. Кстати, подумала я, а где королева? Почему она позволяет Келу и половине двора нарушать ее прямой и строжайший запрет? Не в ее духе сидеть и ждать, когда есть возможность наказать кого-то. Но глядя на ползущего Кристалла, на кровавые раны по всему его телу, я подумала, что она, вероятно, уже нашла себе занятие. Порой она так поддавалась жажде крови, что забывала обо всем, кроме страдающей в ее руках плоти. Не упивалась ли она в очередной раз садистским восторгом, пока ее сын разваливал ее королевство? Неужели она настолько увлеклась, что выпустила все из рук?