Читать книгу "Ангельский концерт - Андрей Климов"

— Что ж, — обиженно проворчал я, — дело, конечно, святое. Мне со Всевышним не тягаться. Кто-то должен позаботиться и о земном. Между прочим, мы могли бы сразу вернуть записи Павлу, и дело с концом. Но ведь именно ты убедила меня встретиться с Анной!

Конец последнего дня рабочей недели мы коротали дома, и, как всегда, вдвоем. Но сейчас я еще раз мысленно упрекнул себя за решение вернуться в этот город. Тот, кто хоть раз побывал осенью в Устье, меня поймет. Вода в озерах становится густо-синей и хрустально прозрачной, березняки сеют по ветру латунный мусор листвы, боры темнеют, в лучах холодного октябрьского солнца их своды становятся угрюмыми, как грозовые облака, а в мшистых низинах, в вереске и под молодыми елками бодро торчат подосиновики и белые… В местных магазинах падает спрос на спиртное, а щука начинает клевать как бешеная…

Ева мгновенно запеленговала перемену в моем настроении.

— Послушай, дорогой мой, — ее легкие пальцы накрыли мою руку, машинально разминавшую сигарету. От них шло ободряющее тепло. — Ты, конечно, умник, кто бы спорил, но с интуицией у тебя средне. Неужели ты не понимаешь, что все эти свидетельства прошлого нужны только одному человеку — Анне? Только она понимает, что никакое это не самоубийство, вот поэтому ты и должен ей все рассказать. Что ты вдруг скис? У нас опять денег нет?

— Не то чтобы совсем. Кстати, а куда подевалась Библия Везелей? — Я убрал руку. Ева говорила со мной как с неразумным дитятей, а такое кому угодно не понравится. — Завтра же попытаюсь ее продать. Гонорар он и есть гонорар.

Ева приподнялась и смерила меня ледяным взглядом, в котором не было ни капли сострадания. Словно это были не наши с ней общие проблемы.

— Книга у Сабины Георгиевны, — сказала она. — Ей захотелось взбодрить свой немецкий. И знай — я велела ей ни при каких обстоятельствах не отдавать Библию тебе, чтобы ты не вздумал потащить ее к букинистам. Без денег проживем — нам не привыкать. Туфли твои из ремонта я забрала, обедаем мы завтра у Сабины, а вечером ты отправишься к Анне Матвеевне. Точка.

…И все-таки я нервничал, пробираясь между припаркованными машинами к подъезду дома Анны.

По телефону она была со мной вежлива, как с туповатым пациентом, и никак не могла взять в толк, почему я настаиваю на встрече именно у нее дома. Разве она не могла бы заглянуть ко мне на службу, пересечься со мной на остановке, в кафе или где-либо еще? Я настаивал, и она в конце концов сдалась, но я-то хорошо помнил то презрительное недоумение, которое читалось в ее взгляде при нашей первой встрече.

Дверь мне открыл рослый парнишка лет десяти. Светловолосого Митю, внука Кокориных, я признал сразу. И даже не потому, что на столе в комнате Нины Дмитриевны стояла его фотография. Он и в самом деле был прямым продолжением рода. Высокий лоб, густые брови, крепкие плечи и упорный взгляд исподлобья. В вырезе рубашки подрагивал от дыхания православный крестик на плоской серебряной цепочке. Митя смотрел на меня не мигая, с абсолютным спокойствием, и дешевые фразы типа: «Приветик! Как жизнь? Мама дома?» — мигом вылетели у меня из головы.

Он сказал: «Вас ожидают» — и тут же скрылся, предоставив мне самому возиться с замком.

Только с большой натяжкой наше с Анной свидание можно было бы назвать ожидаемым и желанным. Она приняла меня в комнате, служившей хозяевам двухкомнатной квартиры одновременно спальней, гостиной и рабочим кабинетом. Помещение было разделено на зоны, и угол, в котором мы с ней осели, с натяжкой походил на кабинет, в котором нашлось место столу с компьютером, креслу и вращающемуся стулу. Все сверкало стерильной чистотой, хотя ремонт здесь делали лет десять назад, не меньше. Угощения и обмена любезностями программа не предусматривала, и разговор с самого начала принял неожиданный оборот.

— Как поживает Алексей Владимирович? — спросил я.

Вопрос как вопрос — для затравки, но не успел я договорить, как сообразил, что имя ее мужа ни разу не упоминали ни сама Анна, ни ее брат. Знал я его из записок Нины Дмитриевны.

— Вы, собственно, кто? — сразу напрягшись, спросила Анна. — И что вам от нас нужно?

— Я представлялся, если вы помните. Егор Башкирцев, юрист, в прошлом — адвокат. — Под ее прямым, как стальной прут, взглядом я вдруг почувствовал себя недоумком. — А хирурга Муратова, между прочим, знает весь город…

— А я-то тут при чем? — она слово в слово повторила вчерашний вопрос Евы. — Вам что-то нужно от Муратова? Он консультирует по средам, но записаться к нему трудно. Минимум за месяц. То, что мы с вами однажды виделись, ни к чему меня не обязывает. Можете даже не пытаться использовать меня и мое время для своих делишек.

Это было уж слишком. Особенно «делишки».

— У вас где-нибудь тут можно выкурить сигарету? — Я редко краснею, но сейчас щеки у меня горели так, что впору прикуривать.

— Пошли! — Анна встала, и я двинулся следом за ее медицинской спиной, полагая, что сейчас меня выставят на лестницу, однако спина привела меня в кухню.

Там было попросторнее, чем в комнате. Набитая всякой электрической всячиной, кухня казалась самым обжитым местом в доме. Дверь на балкончик, обшитый светлым кленом, оставалась открытой, на веревке сушился мужской свитер. Мне велели сесть на уголок жесткого диванчика, обтянутого фальшивой кожей, при этом подошвы моих кроссовок уперлись в полупудовые гантели хирурга. Анна поставила на стол массивную хрустальную пепельницу.

— Курите, — уже миролюбивее сказала она. — И я с вами за компанию. Муж сегодня дежурит…

Не знаю, какое отношение к ритуалу перекура имело дежурство мужа, во всяком случае напряжение спало. Анна отказалась от предложенной сигареты, сходила за сумочкой и принесла свои. Я мельком взглянул, чем там травится прогрессивная медицина, и щелкнул зажигалкой.

Хватит этой бессмысленной дипломатии. Тем более что толку от нее — нуль.

— Анна Матвеевна, я принес бумаги, которые обнаружил в доме ваших родителей при осмотре второго этажа. Дневник Нины Дмитриевны и записи ее мужа, вашего отца. В этом и состоит цель моего визита, если не считать того, что мне хотелось бы задать вам пару вопросов.

— Вы прочитали все?

— Да.

— Зачем? — Анна поежилась и поднялась прикрыть дверь балкончика. — Когда вы там побывали?

— Неважно. Тайники, где находились блокнот и тетрадь, были обнаружены совершенно случайно. Разумеется, мы занимались поисками с разрешения вашего брата — Павел вручил мне ключи…

— Меня не интересует эта дурацкая история с картиной! Плевать я на нее хотела! — грубо оборвала меня Анна, но, заметив выражение моего лица, спохватилась: — Извините… Кажется, вас зовут Егор? Так вот, Егор, я и представить не могла, насколько то, что случилось с мамой и отцом, выбьет меня из колеи. Я уже много недель подряд не способна ни работать, ни думать, ни видеть Павла… Я только-только начала приходить в себя, а тут вы со своими «бумагами»… Скажите честно: это хоть что-нибудь объясняет?