Читать книгу "Сын аккордеониста - Бернардо Ачага"

Мы присоединились к остальным. Агустин рассказывал Хосебе историю своего прозвища: «Владимир Михайлович Комаров был первым космонавтом, погибшим в космическом пространстве. Пришел в негодность один из клапанов космического корабля, и он, по меньшей мере, пять раз обошел вокруг Земли, прежде чем остался без кислорода. На меня эта смерть произвела такое впечатление, что я ни о чем другом со своими друзьями говорить не мог. Вот они и начали звать меня Комаровым». Хосеба взглянул на небо, словно ища среди звезд роковой маршрут русского космонавта. «Стало быть, кружил там, наверху».

Похоже, космический инцидент заинтересовал его, но когда он открыл рот, то стал рассказывать Биканди и Исабель о том, что однажды, в первый день учебного года наша учительница предложила мне влезть на ее стол и поиграть на аккордеоне. «Ты говоришь о том времени, когда уровень требовательности в школе оставлял желать много лучшего. Все было довольно наивно».

«Вы ведь останетесь ночевать, да?» – спросил я, воспользовавшись тишиной, воцарившейся после реплики Исабель. Мне ответил Агустин: «Если не возражаешь… Но ты не беспокойся. Мы привезли мешки и будем спать на полу». – «Комната дяди свободна», – напомнил я. «Предоставим ее энтомологу, – сказал Биканди. – Он старше всех». – «Это точно. Я единственный, кто уже лысеет», – подтвердил Хагоба, приподнимая челку. У него были светлые, довольно жиденькие волосы.

Мы проговорили до трех часов ночи» О школе и насекомых, а также – тему предложил Биканди – о политической ситуации в Испании и Стране Басков. У меня возникло ощущение новизны. Мне показалось, что некоторые из членов группы, прежде всего Биканди и Исабель, принадлежали неизвестному мне отечеству и что к ним можно было применить утверждение Л.П.Хартли: They do things differently there – Там все делается по-другому. И действительно, Биканди и Исабель вставляли в свои фразы такие термины, как «национальная проблема», «народная культура» или «отчуждение», столь же естественно, как Лубис, Убанбе и другие крестьяне Обабы говорили gezeta или domentxa, срывая яблоко, и mitxirrika или inguma, показывая на бабочку. На собраниях на ВТКЭ я слышал выступления студентов, выражавшихся похожим образом, но с одним отличием: Биканди и Исабель использовали эту лексику совершенно свободно, словно она составляла часть их родного языка и естественно рождалась в глубине их существ.

«Ну, наконец-то такой разговор, каким он и должен быть! Я просто счастлив!» – воскликнул Хосеба, когда я проводил его до «фольксвагена», чтобы проститься. Я ответил, что разделяю его мнение и надеюсь, что у нас еще будет возможность продолжить беседы с Биканди и его товарищами. Но на самом деле я хотел уехать из Ируайна. Я думал о Вирхинии. У меня из головы не выходило то, что я услышал на террасе гостиничного кафе. Утверждение Панчо: «Конечно, груди у нее красивые. Очень округлые и довольно большие». Вирхиния была далеко от Ируайна, но от виллы «Лекуона» – очень близко.

Я еще был в постели, когда у меня в комнате появились Биканди и Агустин и предложили мне отправиться ловить бабочек. «Ловить бабочек?» – переспросил я. Я не понимал. Биканди придвинул к кровати стул и, усевшись как врач, пришедший навестить пациента, наклонился ко мне. На нем были те же красные джинсы, что и вчера, но белый джемпер он сменил на черный. Казалось, он только что из душа. «Я искупался в заводи, что возле моста. Поэтому у меня мокрые волосы, – сказал он с улыбкой. Потом он задал мне вопрос, словно настоящий врач: – Как ты отдохнул?» – «Мне снилась девушка», – ответил я.

Это не было совсем уж неправдой. Список претенденток на звание мисс Обаба лежал на тумбочке. На обратной стороне я перед сном записал несколько строк: «Вирхиния, пишу тебе этой теплой ночью 27 августа, возможно, несколько злоупотребляя нашей старой дружбой. И только для того, чтобы задать тебе вопрос: не хочешь ли ты встречаться со мной? Буду с нетерпением ждать твоего ответа». В мои намерения входило переписать эту записку на открытку и послать ее по почте.

«Я не знал, что тебя так интересуют девушки, Давид, – сказал Агустин. – Я не замечал, чтобы в Сан-Себастьяне ты за ними бегал». Он был одет в походную одежду: сапоги, которые назывались «чирукас», и зеленую спортивную куртку. «Мне нравятся только девушки из Обабы», – ответил я.

«Ну, я-то спал не так хорошо, – сказал Биканди. – Я не могу нормально спать, когда чем-то озабочен». Я взглянул на него вопросительно, и он еще ниже наклонился ко мне. «Мы проникли в твой дом как колонисты, – объяснил он. – Явились вчетвером под предлогом того, что должны вернуть тебе мотоцикл, и вот так, без всяких церемоний, взяли да и расположились здесь. Но это ведь не студенческая квартира, где народ без конца снует взад-вперед, а твой семейный дом. Правильнее было бы предварительно попросить твоего согласия».

Он неожиданно стал говорить очень скромно, опустив глаза. «Я тоже прошу у вас прощения за то, что принимаю вас, лежа в постели», – в шутку сказал я. Но он продолжал в том же тоне. Я догадался, что он собирается в чем-то мне признаться. «Я объясню тебе про бабочек, – сказал он. – Как мы вам вчера рассказывали, мы с Исабель пытаемся придать импульс развитию баскской школы. Однажды мы обратили внимание на то, что у наших детей практически нет никаких игровых материалов на баскском языке, и решили создать игровые карты. Вначале просто перевели карты Уолта Диснея, но потом мы подумали, что таким образом мы наводим мосты к империализму, денационализируя наших детей, и решили создать автономные продукты. Не буду вдаваться в подробности: мы сделали колоду карт, отражающую различные типы встречающихся здесь домов. А теперь работаем над другой, которая будет называться «Бабочки Страны Басков». Поэтому мы обратились к Хагобе, который, как мы тебе сказали, является энтомологом, и вот теперь мы здесь, следим за нашими бабочками. У нас уже есть цветные фотографии пар шестнадцати видов, то есть тридцать две карты. Нам не хватает еще трех пар. И Хагоба убежден, что их можно найти в этих лесах. Ну, все, мое длинное объяснение закончилось. Извини, Давид!»

Империализм, денационализировать: не слишком привлекательные слова, но в то лето 1970 года они мне казались именно такими. Привлекательными, новыми. Биканди встал и поставил стул на место. «Если у вас шестнадцать пар бабочек, вам не хватает четырех, а не трех. В колоде обычно сорок карт», – сказал я им. «Давид прав! – весело воскликнул Агустин. – Осторожно. Этот мой товарищ очень сообразительный». – «Да, он прав, но не совсем. – На этот раз Биканди слегка улыбнулся. – На самом деле в нашей колоде будет сорок одна карта. На последней картинке мы поместим малиновку. Насекомоядную птицу. – Он снова обратился ко мне: – Итак, Давид, у меня следующий вопрос: можем ли мы оставаться в этом семейном доме, пока не добудем те четыре пары бабочек, которых нам недостает? По подсчетам Хагобы, на это уйдет самое большее две недели». Он произнес слово «две» с большим усилием, чем остальные. «Ну, разумеется. Моему дяде наверняка понравилась бы работа, которую вы ведете», – ответил я. Он поблагодарил меня, протянув мне руку. То же самое сделал Агустин. Оба казались довольными и, уходя, попросили меня как можно быстрее присоединиться к их группе. Первая экспедиция в поисках бабочек начнется этим утром около десяти часов.