Читать книгу "Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир - Вики Майрон"

Мы немного опоздали по вине Фейт, и перед билетным окошком уже выстроилась очередь. Когда мы оказались у кассы, я увидела, что Гленн стоит у входа внутри и ждет меня. Он был в черных джинсах и черной рубашке, и по тому, как он держался, я поняла, что он тщательно готовился к этому вечеру. Затем я увидела у него в руке букет красных роз, и мое волнение улеглось. Я подошла и без колебаний поцеловала его в щеку. Не помню, что он сказал, помню только, как мы танцевали, и мне казалось, что мы танцуем вместе всю жизнь. Когда в середине вечера оркестр взял первые аккорды песни Ронни Милсепа Lost in the 50s Tonight, я взглянула ему в глаза и в сотый раз увидела в них тепло и – приглашение. «Я открыт, – говорили они, – я пришел из-за тебя и никогда тебя не обижу».

– Это моя любимая песня, – сказал Гленн, когда песня окончилась, и промурлыкал: – «Шу-боп, шу-би-боп, так реально, так точно».

– И моя, – сказала я. Потом прислонилась головой к его широкой груди, как раз на уровне сердца, и подумала: «Вот я и дома».

А если бы в тот момент я знала про три его брака и пятерых детей? Должна признаться, все равно я заинтересовалась бы Гленном Альбертсоном. Возможно, если бы я знала обо всем этом перед первым танцем, все сложилось бы иначе. Но после второго проведенного с ним вечера я уже не могла его оставить. Нам предстояло познакомиться поближе, и, когда передо мной развернулась лента его жизни, я уже не сомневалась в его характере. Один развод мог говорить об ошибке. Но три развода? После такого человек перестает указывать пальцем на других и начинает разбираться в себе. Но Гленн уже проделал эту работу. Вот почему чем больше я узнавала о его жизни, тем больше проникалась к нему уважением. Я встречала много мужчин, замкнутых, скрывающих свои эмоции, которые предпочитали говорить только о спорте. Гленну пришлось пережить куда больше, чем им, и все-таки он смог поделиться со мной своею болью. Он поднимал меня как перышко, разбирал и чинил мою машину, делал мне великолепный массаж и даже стриг меня; он приносил мне цветы, целовал меня и дарил ощущение, что я самая красивая женщина в Айове. Но самое главное – он был со мною честным и откровенным.

Однако для развития наших отношений было одно серьезное препятствие. Дело в том, что мне очень нравилась моя одинокая жизнь. Я прожила одна больше тридцати лет и не намеревалась отказываться от своей независимости. Как я часто говорила: «Мне нужен только такой мужчина, чтобы я могла повесить его в шкафу, как старый костюм, и доставать только в тех случаях, когда мне захочется танцевать». И я не шутила. В шестьдесят лет я не думала о том, чтобы начать жить с мужчиной. Я отдала дочери и библиотеке все, что у меня было, и гордилась своими достижениями. У меня было много старых друзей, которые дарили мне любовь, поддерживали меня, с которыми мне было очень весело. У меня были дочь и внуки. Я организовала четырнадцать свадебных вечеринок, продумывая их план и оформление. Я ушла на пенсию, но все еще присутствовала на заседаниях библиотечных советов по всему штату, поэтому все время разъезжала. Я всегда буду помнить, как в Новом Орлеане после шумного вечера, проведенного с коллегами, мы уселись в такси, и через несколько минут водитель повернулся к нам и сказал: «Поверить не могу, что вы – библиотекари. Видно, вы здорово провели время!»

Конечно здорово! Библиотекари не классные дамы с высокими прическами, которые только и знают, что шикать на окружающих. Мои коллеги – люди высокообразованные и деловые. Мы боремся против цензуры. Мы одними из первых осваиваем электронные книги и компьютерную сеть. Мы изучаем читательские интересы, повышаем свой уровень образования, занимаемся творчеством. Работа наша очень трудная и интересная, а когда в штате служащих есть и кошка, это придает ей еще больший интерес. Вот почему мы ее так любим.

И хотя я уже не работала в библиотеке и рядом со мной уже не было дорогого Дьюи, пока я не болела, я испытывала полное удовлетворение своей жизнью. Все дни у меня были заняты разными делами, а вечером я с наслаждением возвращалась к своему одиночеству. Я ела и ложилась спать, когда мне этого хотелось, смотрела те программы или фильмы по телевизору, которые отвечали моему вкусу. Так почему же я должна была отказаться от всего этого ради мужчины?

И тем не менее я была безмерно увлечена Гленном, и мне эта нравилось! Правда, иногда я сопротивлялась, пыталась убедить себя, что мне не нужны слишком тесные отношения, но стоило позвонить Гленну (одно время мы перезванивались по семь раз в день), и я всегда уступала – не под его давлением, не его шарму, а его нежности, его способности понимать меня, его несомненной любви ко мне. Когда я рассказывала ему о Дьюи, он не просто слушал, а задавал вопросы, проникался моими чувствами и настроением. Кое-кого из мужчин могла оттолкнуть моя любовь к коту, но, казалось, Гленн видел, какая я на самом деле, и, судя по всему, ему это нравилось.

И у него тоже был любимый кот. Гленн тоже очень часто рассказывал мне о Расти. Говорил, какой он умница, как сразу подходит, стоит его позвать, что он непременно мне понравится, так как приветливо встречает незнакомых людей. И он не просто ласковый домашний котик, вовсе нет! Он поразительно самостоятельный и крутой кот. Он спит в футляре из-под гитары и любит острое начо! Он сражается с питбулями, но ловит и отпускает бабочек. Стоит Гленну крикнуть: «Расти, пора мыться!» – как он бежит со всех ног – не от ванны, а к ней! Расти очень любил воду, мог часами лежать в ванной и блаженствовать.

– Ты увидишь его в ванне, – сказал Гленн. – Это что-то невероятное.

В первый раз он уговорил меня зайти к нему именно для того, чтобы познакомиться с Расти. Я еще быстро уставала, поэтому сразу присела на диван. Не успела я оглянуться, как Расти оказался рядом и стал с мурлыканьем тереться о мои ноги. А через минуту уселся мне на колени. Он был очень крупным, раза в три тяжелее Дьюи. Но по натуре был такой же плюшевый мишка, как и Гленн. Встреча с Расти подтвердила все мои ожидания относительно человека, которого я уже начинала любить.

После этого Гленн пригласил меня познакомиться с его мамой. Хотя ей было за восемьдесят, она по-прежнему жила одна в своем доме и сама ухаживала за газоном. Я очень стеснялась идти в гости к любимой матери своего друга, но оказалось, что она давно уже следила за жизнью Дьюи по газетам. Поэтому я стала рассказывать ей разные истории о Дьюи: как он влезал на кресло к девочке-инвалиду и заставлял ее смеяться; как развлекал детишек, остающихся в библиотеке, пока их родители были на работе; как сидел на левом (только на левом) плече бездомного, который специально приходил к нам в библиотеку пообщаться с котом. Она слушала и улыбалась, угощала меня кофе и домашним печеньем. Можно сказать, магия Дьюи продолжала действовать, смягчив наши сердца. Разве могла я не полюбить женщину, которая любила Дьюи? И могла ли мать Гленна не доверять матери Дьюи?

Как только наступила весна, Гленн повез меня в Пирс, где в детстве проводил летние каникулы. Он показал мне старый бабушкин дом и мастерскую, в которой он полюбил машины. Мы остановили машину под единственным огромным деревом, неподалеку от перекрестка, куда Гленн бегал посмотреть на паровоз со стелющимися за ним клубами черного дыма, сидели в ней и целовались. Потом съездили в дансинг «Стом и Норман», и Гленн извинился перед Норманом за то, что больше не может работать у него барменом, потому что предпочитает танцевать со мной. Однажды вечером, после обеда в ресторане, он привез меня к большому и красивому загородному дому.