Читать книгу "Опыт путешествий - Адриан Антони Гилл"

Однажды я сошел с песчаной дорожки и углубился в лес — сделал то, чего никогда нельзя делать в детских сказках, — и там обнаружил длинные парники. Они тянутся на многие мили — эти парники орхидей, которые выращивают, чтобы обезглавить и хладнокровно бросить в душистые ванны и на подушки к куртизанкам. Это было необычайно печально.

Лежа на пляже в гамаке, можно увидеть человека, медленно бредущего по песку с граблями. Он делает уборку, прочесывая песок «елочкой», пока вы философствуете над инь и ян туристической индустрии, потребляющей природу, которую она же и охраняет.

Мои мысли переносятся в Копенгаген. Ко всем этим замерзшим активистам в перуанских шляпах, требующим перемен, экологической бережливости, отмены капитализма и прогресса, введения норм и лимитов, с визгливой грустью уверяющим, что все это нужно для того, чтобы спасти девственные лазурные россыпи Мальдив. Видимо, они думают о каком-то другом острове.

Арктика

Холод. Всю жизнь мы боремся с ним, избегаем его; самое развитие человечества предполагало бегство от холода, борьбу с ним и поддержание тепла. Мы говорим: холодный взгляд, холодный прием, месть — это блюдо, которое надо подавать холодным, хладный труп. Кому захочется холода? Тепло — это здорово: горячие блюда, горячие штучки, жаркий секс и зажигательные вечеринки. Тепло или холод — вообще не выбор, разве что он заинтересует тех немногих хладнокровных упрямцев, в жизнь которых экстремальный холод привносит особое, суровое очарование. В этих холодных краях беснуются тролли, а мы покрываемся гусиной кожей при одной мысли об этих обледеневших равнинах и пронизывающем северном ветре. А они отправляются туда. Большинство голосует за тепло. Холод капитулирует, тает на глазах. И нужно успеть почувствовать холод, пока он еще где-то остался.

Поэтому, когда меня спросили, не хочу ли я отправиться в Арктику, то я тут же сказал «да», прежде чем они успели добавить «пожить».

Прежде всего надо разобраться со снаряжением: найти его, затем потерять, составить список, классифицировать, заказать, поохотиться за остальным в Интернете, распаковать, надеть, устроить первую примерку, снять, снова примерить перед зеркалом, подогнать, протестировать по правилам и без правил, уложить и, наконец, упаковать. Маленькие пакеты и секретные заначки — груда вещей в углу моего офиса постоянно растет, как ледник из шерсти и перьев, гортекса и застежек-липучек.

Люди, путешествующие в те места, где отсутствует обслуживание номеров и туалеты со сливом, зациклены на снаряжении. Они никогда не говорят о городских пейзажах, таможенных досмотрах, исторических руинах и туристических маршрутах, а лишь о носках и фонариках. Под маской любого исследователя скрывается маньяк-вещист. И хотя свои требования к снаряжению выдвигают и тропические джунгли, и океаны, и пустыни, и саванны, ничто не сравнится с подготовкой к путешествию на самый верх (или самый низ) земного шара. Искупительная жертва холоду — самая дорогая. И лишь немногие места так холодны, как Свальбард[201].

Я случайно столкнулся с сэром Дэвидом Аттенборо[202]. Я плохо знаю Дэвида, но, как и все, воображаю, что знаю хорошо. «Я собираюсь в Свальбард», — сказал я ему и увидел на его лице тень тревоги вместо радостного энтузиазма.

«Правда? — тихо сказал он. — Сейчас там очень холодно. Ужасно холодно. Зачем вы туда едете?»

«Посмотреть на белых медведей!» — бойко, словно бойскаут, отрапортовал я.

Он приподнял бровь: «Белые медведи — опасные животные, знаете ли. По-настоящему опасные. А самое главное в экстремальном холоде — то, что все хорошо до тех пор, пока не становится очень плохо. Вот вы идете, и все нормально, но стоит потерять перчатку, как вы теряете руку».

«Спасибо за совет. А куда отправитесь вы сами?».

«Домой, в Ричмонд», — ответил он и был таков.

Помимо одежды (список вещей был длиннее того, который я составил, уезжая в школу-интернат), мне был необходим (по словам организаторов) четвертый уровень физической подготовки. До этого момента я и понятия не имел, что у мускулов, как у ресторанов, бывают мишленовские звезды. Поэтому поинтересовался, на что в принципе должен быть способен человек с четвертым уровнем подготовки. Мне ответили лаконичным электронным сообщением: «Человек с пятым уровнем подготовки способен покорить Эверест». Итак, я упаковал свое снаряжение в новый водонепроницаемый норд-фэйсовский рюкзак и вместе с фотографом Томом потащился в Хитроу, внутренне ощущая себя на уровне где-то «два с половиной».

До Свальбарда добираться долго: сначала вы летите в Осло, из Осло — далеко на север в Тромсе, а уже из Тромсе где-то час с небольшим до Лонгиербиена, что на острове Шпицберген. Лонгиербиен назван по имени американца, мистера Лонгиера, который когда-то купил здесь угольную шахту. Шпицберген — название голландское, его дал острову Баренц, который открыл это место и здесь умер. А Свальбард — норвежское название архипелага, и означает оно «холодный берег».

Если норвежец называет какое-то место «холодным», значит, здесь не просто прохладно. Свальбард — наиболее удаленное к северу место постоянного проживания людей. Аэропорт Свальбарда — самый северный аэропорт мира. Он расположен на 78-й северной широте, в то время как Северный полюс — на 90-й. Еще севернее — только тюлени, моржи, кучка ученых, несколько охотников и парочка выпускников британских школ, из последних сил волочащих сани во имя бездомных кошек. Свальбард оказался слишком суровым местом даже для эскимосов.

На острове нет местного населения. Здесь мы встречаемся с остальными членами нашей партии: близнецами Китом и Коди, журналистами-экстремалами из Айдахо (один из них фотограф, а другой — репортер, но я так и не понял, кто из них кто); Крэйгом, банкиром из Калифорнии лет сорока пяти, чьим единственным хобби было фотографировать крупных хищников; Анастасией, девятнадцатилетней студенткой школы моделей из Сибири; Дэвидом, американским бизнесменом тайваньского происхождения; Чай Чай, восторженным и полным энтузиазма представителем Thai Electronics, и Флори, миниатюрным пиар-менеджером, напоминающей живостью Поллианну[203]. Потом еще был мрачный швед по имени Макс, он был экспертом по полярным медведям, и два гида-норвежца. «О боже, — цедит Том сквозь зубы, — это просто состав для фильма-катастрофы семидесятых». И действительно, стоя у подножия горы со снаряжением, мы представляем собой совершенно несовместимую и, вероятнее всего, обреченную группу людей. Мы все лабораторные крысы, а точнее, лемминги, прибывшие, чтобы поселиться в пустыне, где еще ни один дурак не разбивал до них свой лагерь.

Лонгиербиен выстроен на сваях: привлекательные своей функциональностью скандинавские мобильные дома вознеслись над вечной мерзлотой, готовые убежать, если дела пойдут плохо. Городок теснится в долине между отвесными склонами холмов в устье фьорда. Тут есть маленькая церковь, университет, пара отелей, супермаркет, несколько магазинов, продающих серьезное снаряжение без финтифлюшек, жевательный табак и, к моему удивлению, абсурдно широкий ассортимент лакричных конфет.