Читать книгу "Ритуал - Екатерина Нечаева"

— Славьтесь! А теперь почтим павших молчанием.

Веофелий всегда ценил молчание, он считал, что временами оно говорит гораздо больше даже самых прочувствованных слов, это тишина, когда не нужно вслушиваться в чужую речь, а просто слышать друг друга. И жаль, что я его никогда не понимала.

Слышно было, как дует ветер. Город уже отстраивался, сюда прислали многих магов-хозяйственников, и они возводили новый Весте на пепелище. Он вырастал из развалин, поднимался дом за домом, и жители возвращались в него — вешать новые занавески и сажать новые кусты. Нас, магов, еще оставшихся в городе, пригласили на церемонию открытия памятника на главной площади. Помнится, когда за мной по пятам следовала Черная гроза, я ее перебегала. Раньше на месте памятника был фонтан, теперь от него и следа не осталось. Статуя изображала сутулого мужчину в плаще с накинутым на голову капюшоном, молчаливого и спокойного, но готового в любую секунду вскинуть руки, встречая опасность заклинанием. Если бы не было магов, то никогда бы не было и Черных гроз, и нам же ставят памятник в разрушенном городе. Если бы не было магов… но и мир был бы совсем другим. Кто знает.

— Славьтесь! — в последний раз сказал градоправитель.

Славьтесь, подумала я.

Жители медленно расходились. Ильдар еще постоял, глядя на памятник. На его пьедестале были написаны имена магов. А я развернулась и ушла. С Веофелия станется опять попытаться ходить по комнате, хотя лекарь запретил. Упрямый кретин.

ЭПИЛОГ

Если кто-то думает, что труднее всего управляться с больными детьми, они еще не были сиделками у восьмидесятилетних некромантов. Вот уж у кого самый невыносимый характер. К тому же невинные детишки проклятиями налево и направо, когда им что-то не нравится, не разбрасываются. Трижды я попадала под проклятие молчания и успела понять, что молчание не всегда золото. Правда, гораздо больше доставалось настоящей сиделке, которая, не выдержав, стала заглядывать редко, только чтобы наскоро перевязать раненого, и почти сразу же исчезала. Думаю, Веоф именно этого и добивался. Ему хотелось одиночества. Сидеть в тишине и растравлять свои раны, хотя окучивание и самокопание еще никого не довели до добра. А вот меня после Черной грозы какими-то жалкими проклятиями не напугаешь. Он так и не смог от меня избавиться, и что-то мне подсказывало, не очень-то хотел. Когда его собственный дед пытался выгнать меня за порог и нанять «компетентную приличную целительницу», из дома стремительной птичкой чуть не вылетел сам Ахаир Саторски. Впрочем, его брату я понравилась, чего не скажешь о сестре.

Веофелий с перевязанной грудной клеткой возлежал на подушках и смотрел в окно, о чем-то задумавшись. Ему выделили одну из уцелевших хижин на краю города, до которых не докатилась Гроза, где он и торчал уже вторую неделю. Когда я вошла с подносом, он попытался отодвинуться подальше, потом, подозрительно кривясь, спросил:

— Сама готовила?

— Нет. Как обычно, тебе, магу-спасителю, благодарные жители супчик передали. Мне только выбирать оставалось, у кого взять на этот раз.

Маг расслабился:

— Тогда давай сюда.

— И чем не нравится, как я готовлю?

— Всем, — кратко ответил некромант.

Я шмякнула поднос с густым грибным супом ему на колени, вручила ложку.

— Кстати, если не забыл, ты платишь мне по пять золотых в неделю. Можешь у своих богатых родственников попросить, если у тебя нет.

Богатые родственники, в виде брата, сестры и невыносимого деда, заявились на прошлой неделе, проникшись слухами о мнимой гибели мага. Брат был полон столичного лоска и таинственной загадочности южных царств. Загорелый, высокий, с черными, как летняя ночь, непроницаемыми глазами цыгана из табора. Его сестра была фигуристой ненатуральной блондинкой с замашками светской львицы и хозяйки любого дома, куда ступит ее нога, но без обаяния Эдгара Саторски. Такая же высокая, как и все в этой семье. Зря я ее, конечно, подкалывала насчет размера ее царственных ног, но если язвительность Веофелия была его достоинством, то сестру его хотелось придушить уже через несколько минут. Дед выглядел поседевшим вороном. Длинный крючковатый нос, белые как снег виски, широкие рукава черного камзола, смахивающие на крылья. Он тянул лет на сорок — человеческих, постоянно стучал тростью в пол и всем указывал. Я могла поспорить, что к своему трехсотлетию Веофелий будет выглядеть и вести себя так же. Если не хуже.

Вел повернулся ко мне:

— Когда тебе возвращаться в Академию?

— Через три недели. Ничего, лекарь говорил, что к этому времени ты уже сможешь сам выносить свой горшок.

— Тай! — Я мерзко хохотнула. — Поскорей бы, — выдавил он.

— Можешь, так и быть, навещать меня. Ты понравишься моему дракону.

— А если не понравлюсь?

— Не волнуйся, Ротар любое мясо любит.

— Не смешно.

Когда приходит конец приключению, начинаются обычные будни. Мне бы тоже хотелось, чтобы все закончилось на том моменте, когда зло повержено и все счастливы, и кажется, что так теперь будет всегда. И не было гор бинтов, визитов лекарей, бессонных ночей и упрямого характера разнывшегося, капризного больного. Но они были. Я не была уверена, что, когда я уеду, мы еще когда-нибудь встретимся. Да и зачем? В следующем году я буду уже самостоятельным драконологом и вряд ли буду залетать к нему на чашку чая. Расставание — это все равно что маленькая смерть. Веофелий когда-то сдуру пожалел меня, ввязался в эту историю, а теперь довел дело до конца и избавился от обузы, даже кое-как примирился со своей семьей. Ему тоже незачем. Когда история заканчивается, к ней лучше не возвращаться, чтобы не испортить ненароком что-то. А может, и нет. Я не была уверена. В любом случае, эти три недели вполне могли оказаться последними.

Веофелий Саторски вяло стучал ложкой, заставляя себя ковыряться в супе.

Я смотрела в окно, и мне было грустно. Это нормально, когда что-то заканчивается. Потом обязательно будет что-то другое. Что-то новое.

— Опять что-то задумала, Тай?

Я посмотрела на Веофа и усмехнулась.

— Не нравится мне эта усмешка, — пробормотал он. — Если будет время, я, так и быть, — он шхэново похоже меня передразнил, — тебя навещу. И если что-то случится…

— Ты будешь винить во всем меня.

— Нет. Я хотел сказать, ты можешь ко мне обратиться.

И снова доставить неприятности? Вряд ли. Совесть мне не позволит. Хотя он живет в паре дней пути от Умирена. И в одном дне пути от моего дома. Даже если он заречется видеть меня до конца жизни, мы все равно однажды можем встретиться. Пути судьбы так же запутанны и беспорядочны, как и горсть рассыпанных бусин.

— Надеюсь, теперь ты хоть чему-то научилась? Вынесла что-то из этой истории?

Веофелий, лишь слегка очухавшись, взялся за старое. Я посмотрела ему в глаза и широко ухмыльнулась: