Читать книгу "Когда осыпается яблонев цвет - Лариса Райт"

– Придется, – Ритуля кивает на сопящий кулек.

– Да уж, – Марта задумчиво смотрит на кроху. Она пухленькая, а из-под чепчика выбивается белый пушистый локон. – На меня похожа, – говорит Марта и тут же спохватывается, добавляет: – На маленькую.

– А Париж? В Париже ты была?

– С тобой хотела поехать.

– Ой! – Ритуля откровенно расстраивается. – А как же?..

Но Марта снова беззаботно машет рукой:

– Да бог с ним, с Парижем. Подождет, никуда не денется. Потом поедем, втроем.

– Хорошо, – согласно кивает учительница, но вдруг снова расстраивается: – И все же ты могла бы стать великолепной певицей или пианисткой, в конце концов.

Кулек в руках Марты куксится и громко, требовательно плачет. По кухне разносятся чистые, высокие звуки. Опытное ухо мгновенно слышит задатки великолепного сопрано. Марта улыбается плачущей малышке и говорит:

– Вот кто будет певицей.

Ритуля вздыхает:

– Знаешь, я продала пианино.

– А я пианино купила, – хохочет Марта и обращается к дочери: – Ну, пойдем переоденемся и будем кушать. Певицам надо хорошо питаться, чтобы диафрагма работала.

Ребенка кормили еще трижды, на прогулку отправились в «Детский мир», где Марта-старшая скупила для младшей несметное количество товаров. Вечером ребенка купали и долго укачивали, напевая в два голоса колыбельные. Часы практически пробили полночь, а женщины так и не поговорили о главном. Марта хотела начать, но Ритуля не позволила. Молча принесла ей исписанные тетради.

… Да я скорее покончу с собой, чем позволю Марте связать судьбу с вашим сыном. Я должна была бы испытывать именно эти чувства, но не испытываю. Не могу объяснить почему. То ли вы меня убедили, подполковник, то ли время притупило горе и жажду мести, то ли я просто люблю Марту. И вашего мальчика тоже люблю. И хочу, чтобы они были счастливы. Пусть будут. А я давно уже поняла, что месть – чувство губительное и неконструктивное. Живите. Живите спокойно, Коваленко Михаил Егорыч, и Бог вам судья…

Апотом Марта прочитала все. Она узнала историю своего усыновления, поняла, что тот ужасный аборт был желанием Ритули оградить ее от ранних родов, что могли, по мнению врачей, привести к нежелательным последствиям для психики девушки, а еще Марта нашла в дневнике фотографию. Со снимка ей улыбалась женщина из снов, женщина, которую она уже никогда не надеялась найти, женщина, которая существовала лишь в воображении, а теперь наконец стала явью. Марта нашла свою маму. Марта долго плакала, разглядывая изображение в сумрачном свете ночника, а потом открыла последнюю страницу тетради Ритули:

… Почему-то, когда уходят ученики, все озабочены мыслями о том, что они чувствуют, о чем они думают, как собираются строить свою жизнь. И мало кто задумывается о том, какие мысли в этот момент будоражат сознание учителя. Мысли на самом деле те же самые. Он тоже переживает за своих подопечных, тоже задается вопросом о том, как сложится их судьба, но есть и еще кое-что. Учитель смотрит им вслед и всегда знает, что, когда дети уйдут со школьного двора, кто-нибудь из них – не все, нет, и даже не многие, – но кто-то особенно важный, особенно близкий и родной обязательно вернется…

Марта отложила тетрадь, выключила ночник, убрала фотографию матери под подушку, положив на нее руку, и мгновенно провалилась в сон. Она спала крепко и безмятежно. Ее больше не беспокоили ни пианистка, ни маленькая девочка. Марта снова принадлежала самой себе. Ведь она сделала то, что должна была сделать: она вернулась.