Читать книгу "Ратник. Меч времен - Андрей Посняков"

— Господи, Господи… Наконец-то вернулся… ну, наконец-то… Теперь заживем. Ведь так, да? Ты тиуном станешь, а я — твоей верной рабою.

Миша ласково погладил девушку по спине: та не сказала — «женой», понимала: женившийся на холопке становится холопом и сам.

Жалко девчонку! Похоже, не светило ей в жизни счастье.

— Пойдем, — жарко целуя любимого в губы, шептала Марьюшка. — Тут, в овине, тепло… Солому вчера сушили…

В овине и в самом деле было тепло, даже жарко… и мягко — на соломе-то! Марья замешкалась, закрывая ворота, затем — в темноте — позвала шепотом:

— Где ты, милый?

— Здесь, — чувствуя себя самой последней сволочью, так же шепотом отозвался молодой человек.

И вытянул вперед руки.

— Обними меня…

И почувствовал обжигающий жар молодого тела — Марьюшка уже сбросила с себя всю одежду, прижалась — нагая, жаждущая любви…

— Истосковалась вся…

Давненько же Михаил не помнил подобной ночки! Казалось бы — и куда только делась накопившаяся за день усталость, куда только исчез навалившийся было в избе сон?

Куда… Ясно, куда…

— Милый… — шептала Марьюшка. — Любый мой… любый…

Утром Михаил проводил девчонок да Василия с Трофимом через озеро — на усадьбу бирича Ермолая. Через озеро плыли весело — с шутками-прибаутками, песнями — прощались же на усадьбе с грустью.

— Ну, бывай, — Василий обнялся с Мокшей. — Будешь в Новгороде — заходи. Василия-лоцмана на Федоровском вымоле всякий знает. — Мисаил, ты что — обратно, что ли?

— Да уж… есть кого навестить… — Миша сконфуженно отвернулся.

Лоцман хлопнул его по спине, хохотнул:

— Да уж. Я заметил. Когда вернешься?

— Не знаю. Может, через день, а может — вообще до весны там останусь. Девы теперь в безопасности — воинов в Биричеве много.

— Да и сам бирич скоро появится, — согласно кивнул Василий. — Жаль, что не вместе в Ладогу… Так тебя не ждать?

— Не надо. — Михаил махнул рукою. — Если дня через два не объявлюсь — плывите себе с оказией… Иначе застрянете тут до весны.

— Оно понятно… Ну, на всякий случай — обнимемся. Удачи тебе, друже!

Все девушки — три грации — на прощанье крепко целовали Мишу в губы. Досталось поцелуев и Мокше — ох, как раскраснелся парень, щеки-то стали похожи на волосы — такие же пунцово-рыжие.

Миша улыбнулся:

— Бывай и ты, Трофиме.

— Увидимся в Новгороде… Я провожу до лодки?

— Давай…

Умный парнишка оказался этот Трофим, да и многословием не отличался, все больше помалкивал, да улыбался. И не проговорился никому о том, что Михаил-то — рядович с усадьбы тысяцкого Якуна! Впрочем, никто его ни о чем подобном и не спрашивал, так, разузнали малость — чей, да кто, да откуда? На том расспросы и закончились, да и некому было особенно-то выспрашивать. Тем не менее Михаил испытывал к пареньку благодарность — за то, что тот лишних вопросов не задавал. А вот у самого Миши они имелись — и все как-то времени не было спросить. То некогда, то забывал…

А сейчас вот уселись на бережку — прощаться — Мокша достал плетеную фляжку:

— Пей, Трофиме!

— Ну, за здоровьице.

Парнишка выпил, закашлялся — видать, пошла не в то горло крепкая медовуха.

— Так ты, говоришь, браслетики на вас на всех надевали? — словно бы продолжая начатый когда-то разговор, негромко спросил Михаил.

— Да, на всех, — Трофим кивнул. — На меня, на дев, на Бориса… тогда я еще не знал, что он боярич. Потом, на поляне, сломали — так же вот, как ты… Зачем — не знаю.

— Слушай, Трофим… а ты не заметил, откуда они эти браслеты брали?

Мальчишка пожал плечами:

— Как же не заметил — из большой плетеной корзины. Ее завсегда самолично Кнут таскал, Кнут Карасевич — ух и гнусная же людина, как только таких земля носит?

— Да уж. — Миша согласно кивнул и, хлебнув из фляжки, продолжил беседу: — А корзину эту с самого Новгорода везли? Или, может быть, с Ладоги?

— Не, вроде здесь ее, на Долгоозерской усадьбе брали…

— Угу…

Да, ничего толком не знал парень, как и девчонки — что и понятно, воли-то им никакой не давали. Вот бы с Борисом на эту тему потолковать — с ним, говорят, куда как ласковей обращались, может, он и видал чего? Ладно, может, еще и удастся выспросить.

Допив фляжку, Михаил с Мокшей забрались в лодку — точнее сказать, небольшой баркас — и уселись на весла.

Миша оглянулся, махнул на прощанье рукою. Трофим тоже помахал и долго стоял на берегу, смотрел вслед.

По светло-голубому небу бежали белые перистые облака, погода менялась, и где-то далеко на западе, над дальним лесом, уже синели тучи. Этак задождит — и не выбраться в Ладогу! Хотя, с другой стороны — реки полноводнее станут. Дожди — пусть, лишь бы морозов не было — для тех, кому в Ладогу. А вот для того, кому в обратный — к Долгому озеру — путь, дожди — помеха немалая. Ручьи разольются, лужи, болота опять же — попробуй, пройди!

А нужно! Хоть как — нужно.

Причалив к мосткам, молодые люди привязали лодку и, прихватив с собой весла, пошли по широкой тропинке на холм — к призывно распахнутым воротам усадьбы Онциферовичей, точнее сказать — боярича Бориса.

Михаилу еще издали показалось что-то неладное — слишком уж шумно было на усадьбе, многолюдно слишком, да и много незнакомых воинов возилось на просторном дворе у старостиной избы. Вернулся, что ли, Нежила? Ну, да черт с ним — неприятно, да не смертельно.

Миша все искал глазами Марью — что-то не находил. На болото, быть может, ушла, за клюквой? Да, вроде как вчера собирались девки…

Наверное, если б Марьюшка сейчас вот оказалась здесь, на усадьбе, Михаил и ушел бы тоже сегодня — простился бы, поцеловал накрепко в уста, обнял… ну, может, кое-что еще… сказал бы — что в Новгород, мол, встретимся по весне. В общем, соврал бы. В конце концов, кто ему такая эта девчонка? Раба…

И все же… Все же, все же что-то легло на сердце, что-то такое, чего словами, наверное, и не определишь… Любовь? Да нет, пожалуй, до этого не дошло еще, однако, что-то подобное было, имелось наверняка — как вот только назвать это чувство? Вот оно-то и не давало Михаилу сейчас уйти. Не простившись. Не посмотрев в глаза. Не…

Ладно. Уйти и утром можно.

— Мисаиле? — снова тот белоголовый мальчишка. Или — другой?

— Ну?

— Зовут, — пацаненок кивнул на избу старосты Нежилы — пока что самые просторные хоромы на усадьбе. Именно что хоромы, на высокой подклети, в два этажа, с галереями — в таких и самому боярину при нужде остановиться не стыдно.