Читать книгу "Пылающий лед - Виктор Точинов"

– Нет, солдат. Сожгут потом Усть-Кулом в отместку… Сплавимся на бударе вниз по течению, выставим пару сетей семужьих. Тогда мимо не проплывут.

Командир помолчал и спросил другим тоном:

– Ты когда-то говорил про второго человека, которому тоже надо на Станцию. Это твоя женщина?

– Моя?!

– Твоя, твоя… Я ж не глухой, не слепой и не слабоумный.

– Там все очень сложно…

– Знаю. Ты уж извини, но я слышал ваш ночной разговор. Не подслушивал, просто слух хороший…

Альку вдруг прорвало. Сбивчиво, путаясь в словах и в мыслях, он вываливал Командиру все: как встретил Настену три года назад, как влюбился, какие у него были великие планы и как все рухнуло… Про то, что происходило с Настеной в последний год, говорить не стал, раз уж слух у Командира такой хороший…

Странная исповедь звучала на покачивающихся досках причала. По сути, Алька никогда в жизни не исповедовался: регулярные, раз в две недели, визиты к полковому батюшке не в счет – обязаловка и формальность. Православным христианином Алька был довольно условным, даже случайным, – когда в учебке пришлось выбирать конфессию, как раз случился рамазан, солдатики-мусульмане держали уразу, ходили грустные и подтощалые, с завистью поглядывая на сослуживцев-кяфиров, и маршировали в столовую только после заката… Альке, не отъевшемуся толком после голодной зимы в Заплюсье, такая религия не понравилась.

– И как мне с ней теперь? Как?! – выкрикнул Алька в заключение своей исповеди.

– Ты уж, солдат, определись… Любишь ее? После всего – любишь?

– Ну… да…

– Тогда иди к ней. Просто иди. Не ломай голову и не накручивай себя – иди прямо сейчас. И все… Чтоб тебя!

Последнее восклицание Командира относилось не к Альке и не к его душевным терзаниям – к оставленной без присмотра удочке. Поплавок ее давно уже приплясывал на поверхности воды, то притапливаясь, то всплывая, не иначе как на крючке сидел очередной пескарик. А теперь поплавок резко нырнул, натянув леску, а следом за ним в Кулом устремилась и удочка.

Командир успел подхватить удилище в последний момент, чуть не свалившись с причала. Рыба попалась явно не из маленьких – хлыстоватый прут согнулся в крутую дугу, натянувшаяся струной леска резала воду, выписывая в ней круги и восьмерки. В глубине блеснул рыбий бок – и все закончилось. Удилище резко распрямилось, леска с поплавком вылетела из воды…

– Щука, – констатировал Командир, разглядывая ту часть своей снасти, где совсем недавно имелся крючок. – Как ножом обрезала… Да что ты на меня вылупился, как черт на попадью?

Алька опустил взгляд и уставился на реку рядом с причалом. Там должен был торчать какой-то подводный камень, едва прикрытый водой… Или доска, приколоченная к причалу и не замеченная… Ничего не торчало. И ничего не было приколочено. Значит, до нитки мокрый Командир обязан был сейчас вылезать из Кулома и громко чертыхаться при этом. Или не чертыхаться – но остаться на причале он никак не мог. Если хоть что-то стоят законы физики, касающиеся движения тел в пространстве и агрегатных состояний веществ, – не мог.

Алька осторожно поставил ногу на воду, попробовал ее, как пробуют первый тоненький ледок. Армейский ботинок начал погружаться без какого-либо сопротивления. Законы физики действовали. Вода осталась жидкой. Значит, произошло чудо. Банально произошло и буднично. Наверное, можно было поискать чуду рациональные объяснения: подметки, например, изготовленные по нанотехнологиям и кардинально меняющие свойства воды при соприкосновении с ней, – но Алька не стал забивать голову подобной ерундой.

– Вот оно что… – протянул Командир. – Я и сам охренел… Не сейчас – давно, когда в первый раз такое получилось…

Алька набрался духу и спросил:

– А как вы воскрешаете мертвых? Просто говорите им: «Встань и иди»?

– Там другое, семейное… Мертвым умел приказывать человек, которого я называл отцом. Что-то досталось и мне по наследству. Я не хотел, но так уж получилось.

– И все же – как?

– Невозможно объяснить… Ты бы смог растолковать слепому, как отличаешь красный цвет от зеленого?

– Нет, наверное…

– Вот и я… За мной!

Грохнул выстрел. Совсем рядом, где-то наверху, на обрывистом берегу Кулома. Командир отреагировал мгновенно – слова «За мной!» он выкрикнул, преодолев половину пути до береговой линии.

Алька не спешил выполнить приказ. Застыл столбом, глядя туда, где только что пробежал Командир…

На поверхности воды медленно затягивались ямки следов.

10. Вопрос цены

Говоря откровенно, на самом деле бабушка Станислава вовсе не приходится мне бабушкой. Она моя прабабушка и лет ей уже… черт, даже и не вспомнить… за сотню точно перевалило. Но я приставку «пра-» привык опускать с детства, обойдусь без нее и теперь.

Хуже того, она и не Станислава вовсе. В былые годы (как я знал из обмолвок родителей) бабушка много лет прослужила в весьма специфичном подразделении наших доблестных спецслужб. Рекомое подразделение официально никогда не существовало, и бойцы его ни в каких казенных бумагах не числились – всю службу проводили под псевдонимами, регулярно сменяя документы с вымышленными именами, и в отставку выходили под вымышленными…

Признаюсь честно: в детстве я ее не любил. Признаюсь еще честнее: я ее просто-таки ненавидел, той здоровой ненавистью, что и любой новобранец своего сержанта. Мне было семь лет, когда я угодил в цепкие бабушкины руки. И последующие пять лет жил, как в казарме, разве что сержант оказался в юбке да в инвалидном кресле. Кресло, надо заметить, отнюдь не было той простенькой каталкой, что выдают от щедрот государства малоимущим инвалидам. Изготовленное по технологиям, явно позаимствованным у создателей космических аппаратов, снабженное мощным двигателем, ллейтоновской батареей и массой электронных и механических приспособлений, кресло никак подвижность бабушки не ограничивало: могло передвигаться хоть по самым крутым лестницам, хоть по грязи и бездорожью. А на шоссе немногим уступало в скорости мотоциклу… Когда я бегал кроссы по здешним прибрежным дюнам (в десять лет, между прочим!), бабушка Стася бодро катила рядом, подбадривая любимого внучка ядреными сержантскими прибаутками…

Я ее не любил. Годы спустя, когда вколоченные в детстве умения спасали жизнь, не раз вспоминал с благодарностью… Но не полюбил. Невозможно любить боевую машину, предназначенную лишь для убийств. Пусть и утратившую ряд функций – все равно невозможно.

– Ты не появлялся здесь четырнадцать лет, мерзавец, – отчеканила бабушка без малейших признаков родственной сентиментальности. – Так за каким чертом явился теперь?

– Тут у вас в Ольгино завелся урод, охотящийся на людей, – сказал я.

– Уважительная причина для визита… Завелся – и что?

– Уложил его. Куском стекла. Метнул, стоя спиной, и попал в глаз. Спасибо за все, чему научила, бабушка.