Читать книгу "Юные годы медбрата Паровозова - Алексей Моторов"

А что касается дяди Володи, Асиного папы, то мне он никаких коробок с конфетами не дарил. Да и вообще никому ничего не дарил. Наверное, потому, что он подолгу жил в Антарктиде, о которой потом писал толстые книги. И, как сообщила однажды тетя Юля, он в этой Антарктиде все себе отморозил. А когда все себе отморозишь, уж точно не до подарков.

И вот когда я столкнулся с ним прямо у дверей подъезда, он, как обычно, с прохладным и немного отрешенным видом поинтересовался, зачем я так быстро бегу. Сам не знаю почему, но я, задыхаясь, вдруг рассказал ему все как есть, про мой выигранный рубль, про чудесный карандаш, про недостающие десять копеек.

Теперь-то я понимаю, что тогда просто не оставил ему выхода. Дядя Володя улыбнулся, не торопясь расстегнул пальто, достал из кармана пиджака бумажник, так же неспешно его раскрыл и начал, звеня монетами, долго перебирать содержимое.

Медленно и торжественно он извлек из недр своего кошелька двугривенный и протянул мне. Тут бы насторожиться, за день второй раз нарушается традиция, рубль выиграл, а тут еще Асин папа сам деньги предлагает, и даже не десять, а двадцать копеек.

Но куда там! Я искренне его поблагодарил и припустился в обратный путь. Хватило еще и на набор запасных грифелей, чтобы менять их по мере стирания.

Я вприпрыжку возвращался домой, уже решив рассказать правду, представляя реакцию остальных. Действительно, все удивятся, взял и рубль выиграл, да еще такой красивый карандаш купил.

И только в лифте я заметил, что держу в руке пустую коробочку. Вот простофиля, грифели засунул в карман куртки, а длинненькую коробочку с карандашом, как основную ценность, сжимал в кулаке от самого магазина. И не почувствовал, как она открылась и как мой карандаш выпал на снег.

Я искал его, пока совсем не стемнело. Ходил, смотрел себе под ноги, в который раз проходя путь от магазина и обратно. Потом вернулся домой, молча поужинал и очень рано лег спать.

Больше я никогда не выигрывал в книжную лотерею.

Вот и мои родители развелись, получив новую квартиру, которую они так ждали. Зачем она тогда им была нужна? Жили бы, как прежде, на Фрунзенской, неужели нам плохо там было? А я бы с Асей играл и музыкальную школу не бросил, да и вообще.

А теперь я еду в уже бывший мой дом, где каждый раз испытываю сильнейшее волнение сразу, как захожу в подъезд, почти такое же, как на подходе к нашей даче, но только там еще сильнее.

Сегодня Ася хочет Юрку мне показать, удостовериться, что с ним все в порядке. Я уже про него слышал. От бабушки по телефону. Ася с ним познакомилась прошлым летом на даче, когда сидела в саду на лавочке, наигрывала песенки, а мимо проходили местные ребята. И все мальчики, как сказала бабушка, оказались на удивление неплохие, а Юрка, значит, самый из них на удивление неплохой.

Юрка действительно производил впечатление. Одной рукой он почесывал широкую грудь, а другую, ухмыляясь, протягивал мне. Ребята с такими лицами обычно норовили отобрать у меня на улице деньги. Хорошо, что он при Асе, а не сам по себе. Я немного поговорил с бабушкой, поиграл с эрдельтерьером Дэном, а потом Ася предложила нам втроем прогуляться. Ну мы и пошли.

Решили сходить на Ленинские горы. Было уже совсем тепло, конец мая, обычно в такое время бабушка всегда на даче, но этот год особенный. Летом должен завершиться долгий и, может быть, самый важный этап в жизни бабушки Люды. Ася будет держать экзамены в Гнесинское, а это означало, что те десять лет, что бабушка ежедневно занималась с Асей гитарой, получат наконец-то достойное воплощение.

Для бабушки это были не просто занятия. Ее потаенное “я”, давно траченное временем актерское тщеславие, вдруг вышло и пробило себе дорогу талантом внучки.

А внучка находилась сейчас в том возрасте, когда ее едва ли не больше, чем перспектива Гнесинского училища, волновал шестнадцатилетний щербинский дуролом Юрка.

Мы шли к окружному мосту, чтобы по нему перейти на ту сторону реки. Подойдя к бульвару Третьей Фрунзенской, Ася вдруг прервала веселый разговор и заглянула в сумочку.

– Слушай, Юр, купи сигарет! – тоном, не терпящим возражений, приказала она.

Юрка радостно почапал к киоску. Ася, немного сбавив шаг, чтобы Юрка не сильно отстал, спросила:

– А ты, Алешка, куришь?

Я понял, что не могу опозориться перед Асей. Ася для меня всегда была необычайно взрослой, и все, что бы она ни делала, вызывало во мне стойкое уважение. Поэтому я произнес максимально небрежно:

– Ага, курю, конечно!

Ася удовлетворенно кивнула и крикнула вслед Юрке требовательно-капризно:

– Ю-ур! Две пачки!

Юрка дал понять, что услышал. Пока он стоял у киоска, Ася негромко поинтересовалась:

– И как он тебе?

Я ответил со всей прямотой:

– То, что надо!

Ася просияла. Через минуту Юрка подбежал к нам и вручил Асе сигареты. Одну пачку она протянула мне. Я начал было шарить по карманам, чтобы отдать Юрке деньги, но Ася посмотрела на меня таким взглядом, какой часто бывал у тети Юли, и произнесла:

– Алешка, ты что, совсем, что ли?

Я понял, что есть свои законы в ухаживании. Встречаешься с девушкой – будь любезен, покупай ее братцу покурить, а то быстро другие найдутся.

Мы перешли через мост, добрались до маленького прудика с купальней и уселись в траву неподалеку. Ася нам рассказала по секрету, что когда на прошлой неделе она пришла сюда с подругой, на том берегу расположился мужик, который, глядя на них, занимался онанизмом. Юрка радостно заржал, а я украдкой посмотрел на противоположный берег. Слава богу, никакого мужика в этот раз не было. Мы все втроем закурили. Я разглядывал сигаретную пачку. Красивая темно-синяя. Надпись золотом: “Вечерние”. Дорогие, сорок копеек стоят. Уважает Юрка мою сестру.

А тем временем Юрка решил поведать о своей жизни. Как они с другом Лехой Маяковским потрясающе интересно проводят время. В основном пьют портвейн и ходят через линию метелить городских, причем всегда побеждают. Мы с Асей уважительно слушали. Потом Юрка рассказал, как однажды, уже объединившись с городскими, они вместе дали шороху подольским. Вот какая содержательная жизнь у человека.

Потом Ася с Юркой показали, как они умеют курить по-цыгански. Я восхитился. Затем Асе настала пора идти шлифовать гитарное мастерство, а Юрке – на Курский вокзал на электричку. Когда мы встали, Ася подошла ко мне и немного приобняла.

– Какой ты худенький, Алешка, – засмеялась она, – сколько же ты весишь?

– Не знаю, – честно ответил я, – наверное, почти пятьдесят!

– А ты, Юрка? – с явной гордостью в голосе спросила его Ася. – Уж точно, что не пятьдесят!

– В прошлом месяце на весы встал, – сладко зевнув, ответил тот, – на восемьдесят четыре потянуло!

– Ничего себе! – восхитилась Ася. – Надо же, восемьдесят четыре! А почему так много, а, Юр?