Читать книгу "«Гудлайф», или Идеальное похищение - Кит Скрибнер"

Коллин пристально вглядывалась в черное стекло. Она столь многого хотела.

Пальцы левой руки Нанни переплелись с пальцами Джейн, и дочь сжимала их так крепко, что обручальное кольцо Нанни больно давило на кость. Нанни сжала пальцы дочери еще крепче. В окно машины Джексона она пристально смотрела на ту женщину, сидевшую под лампочкой в другой машине. Женщина сразу же узнала Нанни, когда Джексон открыл дверь — сказать ей, что уже подтвердили, что тело обнаружено там, где копали, но оно еще не опознано. Однако и Нанни сразу узнала эту женщину. Понадобился лишь один ее шаг. Когда они подъехали, женщина стояла у машины в наручниках, со скованными ногами. Потом один из агентов заставил ее повернуться и подвел к машине. Когда она сделала шаг — чуть косолапо, ведя ногу от бедра, — Нанни вдруг услышала плеск воды, переливающейся через край терракотового горшка, что стоит на террасе перед передней дверью, и льющейся вниз по ступенькам крыльца. Услышала бой корабельных часов Стоны. Увидела ноги этой женщины в розовом костюме для бега.

Джейн гладила руку Нанни. Трогала пальцами ее кольцо с тремя бриллиантами: большой — Стона, два поменьше — Виктор и Джейн. Джейн не отпускала руку матери, когда позвонила домой Джо по сотовому телефону, но сжимала ее пальцы уже не так сильно, и заплакала, когда Джо ответил. Джейн — красивая женщина, умная, тонко чувствующая, ее сила воли помогла Нанни пройти через все это. И хотя теперь преимущественные права на ее сердце переходили к Джо, Нанни знала, что никогда ее не потеряет. Джейн останется для нее самым близким человеком на свете. Виктора Нанни потеряла много лет назад. А сегодня вечером она теряет Стону.

За парой карликовых сосен, перед которыми Джексон поставил машину, Нанни не было видно, что делается у ямы. Что им пока удалось отрыть? Башмак Стоны? Его колено? Она пристально разглядывала эту женщину. Светлые волосы. Округлые плечи. Мать двоих детей. Впервые Нанни увидела ее в пятницу утром, в розовых спортивных штанах, прямо перед своим домом. И эта женщина успела с тех пор разрушить все, что было у Нанни. Она не просто отобрала у нее мужа, она украла у нее последние дни и часы жизни Стоны.

Нанни никогда больше не станет вспоминать об Оуквилле. Она не станет вспоминать о том, как подумала, что, возможно, ее любовь к Стоне угасает. Она будет помнить лишь о том, как сильна была их любовь и как непоколебима была ее собственная лояльность.

А женщина плачет. Она убила ни в чем не повинного человека, разрушила семью, предала своего собственного мужа. Ведь женщина — ничто, если она не предана своему мужу, не лояльна к нему, не посвящает себя детям, не верит глубоко в Бога. Этой женщине такие вещи просто не свойственны. Она призналась во всем, потому что слаба, потому что ей не хватает мужества примириться с последствиями своих действий.

Наконец Джексон подошел к двери машины и спросил Нанни, уверена ли она, что хочет сама опознать тело. Она высвободила свои пальцы из руки Джейн, но дочь схватила ее за руку повыше локтя:

— Не надо, мамочка!

Джейн слишком молода, чтобы понять, почему Нанни не может прождать еще несколько часов, чтобы знать наверное, не может ждать, пока явится Виктор и опознает за нее Стону. Это Нанни настояла, чтобы Джексон привез их сюда, несмотря на его абсолютное нежелание пойти ей навстречу. Ей пришлось с ним поспорить. Ей пришлось напомнить ему, что она выполняла все его советы, на каждом этапе, и чем, по его мнению, все это обернулось? Нанни посмотрела на дочь, сидевшую рядом с ней в машине, посмотрела ей прямо в глаза, очень твердо.

И Джейн выпустила руку матери. Джексон поддержал было ее за локоть, когда она выходила из машины, но она стряхнула его руку. Нанни была рада, что эта женщина наблюдает за ней. Пусть эта слабая женщина увидит, как она идет сквозь кусты по опавшим сухим ветвям к могиле, куда эта ничтожная женщина бросила разрушенную ею жизнь Нанни. Женщина, у которой не хватило мужества сделать то, что сделала она.

Когда Джексон обошел две сосны слева, Нанни пошла направо. Она вошла на освещенную территорию, загроможденную мешками с оборудованием, пластиковыми контейнерами и пакетами, помеченными надписью «Дело № 2871». Только увидев нескольких мужчин, прижимавших к своим ртам и носам платки, она обратила внимание на запах. Мужчины стояли совершенно неподвижно.

Яма в земле казалась слишком маленькой, но Нанни не позволила себе глупо надеяться. У нее осталась лишь малая толика — щепотка — энергии, она не могла растрачивать ее на призрачные иллюзии. Один из мужчин сделал вежливый жест рукой, и она увидела, что у его ног вовсе не мешок с лопатами и прожекторами, а черный пластиковый мешок для трупов.

Нанни опустилась на колени на сосновые иглы и палые листья, а мужчина присел на корточки рядом с ней, так близко, что она почувствовала запах мяты у него изо рта. Она кивнула ему, и он потянул за «молнию». Когда он раздвинул края длинной прорези, серое, исхудавшее лицо мужа словно качнулось к ней навстречу. Нанни просунула в мешок руки и коснулась обеих щек Стоны. Грязный бинт был обмотан вокруг его лба. Когда ее лицо наклонилось еще ниже, она почувствовала, даже сквозь зловоние смерти, знакомый сладковато-масленый запах его волос.

Его воротничок стал коричневым от влажной земли, однако на нем по-прежнему был галстук — фуляровый галстук цвета красного бургундского, подаренный ему Виктором. Все лицо покрывал грязный налет раскрошившегося в пыль грунта. В ноздри, в уголки глаз и между губами набилась земля. Нанни не позволяла себе думать о бинте на лбу мужа, думать о том, как он умер, представлять себе его страдания, ведь впереди у нее была вся оставшаяся жизнь, чтобы думать об этом. Стона был очень красивым человеком. Она вспомнила их последнее утро, два волоска, которые сняла с его плеча. Она поцеловала его в губы так, как целовала всегда — мягкими, влажными, обнимающими губами, почувствовала вкус соли и земли, а губы его были плотными и холодными. Когда она отстранилась, ее слезы упали и промыли чистые полоски на его лице.

Малкольм стоял в крытом переходе. Сквозь сетчатую дверь он смотрел, как его внук прокашивает аккуратные проходы через лужайку, пользуясь газонокосилкой, которую Малкольм сегодня утром велел ему купить в дисконтной скобяной лавке. Жужжание мотора доносилось до него и тогда, когда он пошел на кухню. Посреди стола высилась горка свертков в хрустящей белой бумаге из магазина «Деликатесы». Заходил Дейв Томкинс, принес сандвичи и противень лазаньи, приготовленной его женой. Ни одной из раковин в доме пользоваться было пока невозможно. Сегодня после обеда, как только легкие ему позволят, Малкольм залезет под стойку и поставит новые сифоны.

Пока Дот гладила ему рубашку для явки в суд, Малкольм думал о вдове — миссис Браун, о том, что она стоит теперь перед шкафом с одеждой ее мужа, рассматривает его деловые костюмы. Он представлял себе, как она снимает с вешалки хорошо отглаженный костюм, висящий на деревянных плечиках, и передает его сотруднику похоронного бюро. Он представлял себе, как Дот, спустя всего несколько недель, будет делать то же самое.

Он думал о том, что надо попробовать хоть что-то как-то поправить: написать письмо миссис Браун и ее детям. Каким-то образом ответить за причиненную беду.