Читать книгу "В поисках своего дома - Андрей Ветер"

— Когда солнце умерло на небесах, братья мои, — рассказывал он, — я ушёл на небеса и видел там много людей, которые давно погибли. Бог велел мне вернуться к вам и научить вас быть хорошими. Вы не должны убивать и угонять лошадей. Не нужно драться и лгать. Были времена, когда я звал вас на тропу войны, но слова мои теперь стали иными. Знайте, что нет больше старых дорог, они занесены песком и поросли травой. Молодым воинам не отыскать их. И не плачьте по мёртвым, они скоро вернутся. Бог сказал, что наступит счастье. Не берите в руки оружия, но пойте и танцуйте каждый день.

Бьющий Медведь после посещения Уоуоки объяснил Лакотам, что скоро нахлынет волна земли и погребёт мир белых людей и тех индейцев, которые ступили на тропу белого человека и не верят в возвращение старой жизни. Бьющий Медведь и Короткий Бык кочевали из лагеря в лагерь, поучая, как надо плясать и какие слова направлять к небесам.

— Будет новая земля, счастливая и богатая, как в былые дни, — говорил Короткий Бык толпившимся Лакотам, и на их лицах разгорался огонь надежды. — Старая земля покроется новой, придут несметные стада бизонов, лошадей и оленей, восстанут славные воины, которых мы столько оплакивали. И пока это будет происходить, мы должны все время плясать, чтобы Бог видел тех, кто верит в новую жизнь, чтобы оставил нас на поверхности. Белые пропадут навсегда под покровом земли. Станет хорошо и весело, как прежде.

Бак прошёл в маленькую пивную, чтобы пропустить стаканчик и разогреться слегка. В распахнутую дверь Бак видел возле частокола фигуры двух худых дикарей. Они завернулись в полотняные одеяла, которые выдавали индейцам в резервации, и смотрели перед собой. Иногда их застилал дым костра. Перед складом, закрытым на замок, стоял утомлённый и озябший молодой солдат с застывшим выражением вины и смотрел на трёх индеанок с обвисшей кожей, которые протягивали тонкие руки из-под покрывал и просили что-то у него…

Через день Бак добрался до небольшого лагеря на берегу обмелевшего ручья. Немного поодаль, выстроившись в круг, танцевали и пели люди. Никто не посмотрел в сторону бородатого Эллисона. Всякий раз, когда он приезжал побеседовать с сыном, молодой индеец демонстративно отворачивался и с явным раздражением говорил, что Бак не хотел, чтобы счастье вернулось к Лакотам, поэтому не принимал их Пляски.

— Почему, отец? Неужели кровь Оглалов не бежит больше в твоих жилах? Ты был уважаемым воином племени, теперь ты стал просто Бледнолицым.

— Ты смотришь на меня злыми глазами, сын, — говорил ему Бак, — ты считаешь, что сердце у меня окончательно повернулось к белым людям. Ты не хочешь простить мне, что меня не оказалось рядом, когда Вода-На-Камнях встретила смерть. Ты требуешь, чтобы я доказал, что во мне течет кровь настоящего Лакота, чтобы я присоединился к Пляске. Но разве это доказательство? Я не хочу целыми днями топтать землю ногами. Это не поможет мёртвым восстать из могил. Я знаю, что никогда не вернётся прежнее время, никогда не придёт ко мне моя жена… Даже Сидящий Бык не участвовал в Пляске, а разве он не был настоящим и великим Лакотом?

— Сидящий Бык не принимал участия в танце, но он никому не запрещал плясать и никого не осуждал, — резко ответил юноша.

Всякий раз после подобного невнятного разговора Сын Белой Травы замыкался в себе.

Эллисон хорошо понимал, что его сын жил рассказами старых индейцев и мечтал войти в жизнь, которая уже исчезла. Юноша жаждал проявить себя на военной тропе, чтобы считаться таким же ловким и смелым, как те, которые погибли не дольше, чем десять лет назад. Но такой жизни больше не могло быть. Подобный образ жизни канул в небытие. Индейцы пока что не могли осознать этого и всеми силами души рвались назад…

В этот день молодой индеец подошёл к отцу, не проронив в знак приветствия ни слова. Он посмотрел на бородатое лицо впавшими, но по-прежнему взбудораженными глазами. Бак развязал сыромятные ремни и свалил с вьючной лошади тюки.

— Я привёз муку и маис, — сказал он. — Я видел в агентстве много солдат.

— Знаю. Бледнолицые собрались убить нас, — голос индейца прозвучал устало, почти безвольно, — они хотят застрелить нас, чтобы мы не успели вызвать волну новой земли, которая покроет их. Они боятся Лакотов даже теперь, когда у нас почти нет оружия, когда мы падаем без сил. Они всегда будут бояться нас, эти презренные псы…

И Сын Белой Травы медленно побрёл в сторону. Он уходил не от Бака. Он просто заметил на холме группу индейцев с ружьями в руках и направился к ним. Присмотревшись, Эллисон узнал в одном из них Бьющего Медведя. Голова ясновидца была покрыта скальпом бизона и утыкана длинными чёрными перьями. Бак опередил уставшего сына и первым приблизился к отряду. Бьющий Медведь сидел неподвижно, по-индейски гордо выпрямившись в седле, и неотрывно смотрел в глаза белому человеку.

— Чего ты хочешь? — спросил Эллисон негромко. — Зачем тебе Пляска?

— Белому не понять, — с подчёркнутым презрением в голосе ответил индеец. — Я хотел, чтобы мой народ был счастлив. Сейчас люди счастливы, несмотря на свое ужасное положение. Появились солдаты, но это лучше голода и нищеты. Лакоты найдут силы умереть, как умирали великие предки.

Бак печально покачал головой. Позади него пыль поднималась в наступающую вечернюю мглу. Лакоты ритмично топали ногами и двигались друг за другом. Они скрещивали руки на груди, иногда прижимались друг к другу, иногда двигались на расстоянии. Мужчины танцевали с женщинами и детьми, и это не было похоже на прежние танцы. Они плясали без отдыха, исступлённо, оставив свои дела и предав забвению свою горькую жизнь. Многие падали на землю без сил, их оттаскивали, накинув на них одеяло. Они танцевали, и танец их был сплошным ожиданием грядущего счастья…

Они танцевали много дней, потеряв счёт времени. Они танцевали даже тогда, когда индейская полиция сумрачным зимним утром приехала к хижине старого Сидящего Быка, выволокла его наружу и застрелила. Они танцевали в то время, когда было не до плясок. Но у них не было ничего иного, ибо танец стал их надеждой, их жизнью.

Они позабыли о том, что Вакан-Танка — Величайшая-Тайна-Дающая-Всем-Всё-Что-Люди-Заслуживают, не могла дать им иного пути, чем тот, который они выбрали. Они позабыли о том, что Главная Сила не даст им ничего, кроме того, что они выбрали…

Они должны были расплачиваться за свой выбор. Они должны были расплачиваться за то, что совершили, как бы странно это им ни казалось. Они взяли то, что заслужили…

Бог никогда не ошибается. Ошибки совершают только люди.

2

— Плохо дело, — проворчал Бак, нагнувшись над столом.

— Что-то сильно тебя угнетает эта Пляска Духов, приятель, — хмыкнул Француз. — Ты же сам говорил, что она не станет началом войны…

— Эта Пляска — конец их жизни. А я ведь рос и жил с ними. Они погибали на моих глазах, и с каждым из них немного умирал я сам. Теперь никого не осталось, кого бы я мог назвать настоящим краснокожим. Песня спета, мой друг, и провалиться мне на этом месте, если я вижу какую-то дорогу впереди. Ничего нет. Пропасть… Остался у меня сын, но он не желает даже разговаривать со мной. Недели полторы назад я случайно видел женщину… то есть мою жену и дочь… я потерял их двадцать лет назад. Увидел и одурел. Подойти не смог. Ведь они тоже для меня умерли. Да и я подох для них. Нет меня. Ни для кого нет. Куда ни глянь, одни могилы друзей. У каждого холма чьи-нибудь кости. Где яму для самого себя отрыть?