Читать книгу "Три доллара и шесть нулей - Вячеслав Денисов"

– Я вдруг подумал о том, что вы неправильно меня поймете... Мало ли что... могло случиться...

И оно случилось. По стекленеющим глазам Генки Антон понял, что того покидает рассудок. Его место занимает безумие боли.

– Вы же не знали, что у меня с Пашкой был разговор...

– Не убирай руку, Гена! – попросил Антон.

– Я... уже... давно уб-рал... Боль-но...

Это было последнее, что услышали судья и прокурор. Через несколько мгновений Гена Эйхель, гроза всех угонщиков авто Терновской области, умер.

Он умер тихо и как-то незаметно. Пащенко продолжал его спрашивать, а тот, слегка дергаясь телом, подставлял прокурору давно не стриженный затылок. «Держись, Гена, держись, родной...» – увещевал его прокурор. И гладил дрожащей рукой по плечу старенькой рубашки. Водил рукой, словно снимал с него наступающую боль...

А боли Эйхель уже не чувствовал. Она давно прошла. Как его короткая, двадцативосьмилетняя жизнь. Двадцать восемь лет, за которые он не успел по-настоящему полюбить и даже купить себе настоящую норковую шапку. Он и виски-то впервые попробовал, когда вместе с Маринохой перевешивал флаг. Человек, разыскавший за свою жизнь сотни чужих «Мерседесов», «Ягуаров» и «Ауди», который не мог даже в мечтах представить себя за рулем стареньких, но собственных «Жигулей».

Генка умер, не успев ничего оставить после себя. Лишь латунные буквы на мраморном стенде на входе в ГУВД. Попроси кого из действующих ментов назвать хотя бы одну из фамилий, ежедневно мелькающих перед его глазами по несколько десятков раз, он не вспомнит ни одной даже под пытками. Даже если положить его на токарный станок...

– Что он тебе по телефону сказал?

Меж пальцев Струге тлела сигарета. Она уже жгла пальцы, но судья не чувствовал этого.

– Что стоит у банка и держит Полетаева на расстоянии зрительной связи. Извинился за самодеятельность... Сказал, что установил связь Полетаева, могущую дать ответ на вопросы по факту убийства Маркина... Поддержки просил... моей... Моей!!

Поймав на себе взгляды десятка окруживших песочницу людей, Струге попытался отвести Вадима в сторону. Но сделать это оказалось непростым делом.

– Он через месяц должен был уехать в Германию, – глухо пробормотал Пащенко, наблюдая, как ловко упаковывают тело Генки в черный мешок двое санитаров «труповозки». – Точно мусор убирают...

Глава 9

Домчав «девятку» с воющим от боли Полетаевым до моста через Терновку, Седой заглушил двигатель и самокатом скатил урчащую машину с насыпи. За бетонной опорой моста, упершейся в берег, стоял «Порше».

Распахнув дверцу пассажира, Хорошев, ни слова не говоря, схватил Николая Ивановича за шиворот и поволок к воде.

– Не будь дураком, Валентин Матвеевич!! – молил Пролет. – Мы взрослые люди и всегда сможем договориться!

Свое вынужденное перемещение к воде он расценивал как скорую смерть. Однако, рассмотрев за опорой элегантный «Порше» и поняв, что именно он является конечным пунктом этих пертурбаций, немного успокоился. И даже молчаливо позволил затолкать себя ногами на соседнее с водительским сиденье.

– Валентин Матвеевич, у меня есть то, к чему вы так долго шли. – Если бы не всхлипывание от ноющей в бедре боли, его тон даже можно было назвать деловым. – Зачем осложнять ситуацию? Можно ведь просто поделиться!

Видя, что подобное заявление не произвело должного впечатления, он уточнил:

– И проценты тоже можно обговорить.

Через пять минут езды, решив, что последнее заявление несколько неопределенно, он его конкретизировал:

– Три не делится на два без обиды только в первом классе. Но мы-то цивилизованные люди... Три на два делится очень просто. Два – вам, один – мне.

Когда «Порше» покинул крайние дома перед выездом из города, он решил уравнение другим способом.

– Я даже не стану возражать, если моя половина составит пятьсот тысяч.

Вдалеке замелькали лесопосадки. Это подтолкнуло Николая Ивановича на снижение размеров своей доли до двухсот тысяч.

Когда же чудо немецкого машиностроения, слегка ухнув мощным двигателем, свернуло с трассы и стало въезжать в лес, Полетаев понял, что двухнедельные муки не принесли ему дивидендов в размере даже одного цента. В активе оставалась лишь жизнь, однако выторговать предстояло еще и ее.

Хорошев задыхался от ярости. Когда он увидел перед банком Полетаева и незнакомого человека, одетого в джинсовый костюм, он во мгновение ока понял, что поспел к шапочному разбору. На его глазах в здании банка будет происходить торжественный обмен «Маленького ныряльщика» на соответствующую этому полотну сумму денег. Однако было странно, что ему назначили встречу в этом месте Струге и Пащенко. Это на самом деле было странно. Пока участники сделки стояли на крыльце и что-то обсуждали – очевидно, последние нюансы, – Седой вдруг подумал о том, что яма, в которой расположен неработающий кинотеатр, – не самое лучшее место для встреч друзей. Вскоре он увидел и тех, кто ему встречу назначил. «Волга» прокурора стояла на противоположной стороне улицы, на том же расстоянии от банка, что и он, Седой. И все для него стало на свои места в тот же момент. Случайности бывают лишь в дешевых детективах и голливудских боевиках.

Исследовав площадь перед банком, отставной десантник обнаружил то, чего в его рассуждениях не хватало. «Шнырей» из федеральной службы, которые всегда стараются быть невидимыми, а потому всегда торчащие на виду, как бородавка на носу. Очевидно, делалась ставка на его армейскую тупость, поскольку от своей способности становиться прозрачными «наружники» работали лишь на треть. И в эту минуту Хорошев похвалил себя за то, что на весьма сомнительную встречу школьных друзей прихватил с собой компактный тридцатизарядный «узи».

И сейчас, заезжая в лес, он похвалил себя во второй раз. За то, что в суматохе событий смог выделить для себя главное и это главное снова прихватить с собой.

Нет сомнений в том, что Полетаев, выходя из банка, хозяином картины уже не являлся. Зато был счастливым обладателем крупной суммы, которая волновала Валентина Хорошева гораздо больше, нежели мазня Гойи. Если бы в банке происходил обратный обмен, то сейчас в его машине сидел бы не умирающий от ужаса Полетаев, а тот, джинсовый...

– Ну выходи, что ли, любитель живописи. – Распахнув дверцу до отказа, Седой взял Николая Ивановича за шиворот и одним движением вывалил его из «Порша» на траву, как армейскую тушенку из банки.

– Послушайте, я весь в крови, и меня это пугает, – затараторил Полетаев. – Может быть заражение крови или гангрена...

– Что, собственно, одно и то же. Я могу изменить решение в отношении тебя, если ты сейчас и очень быстро поведаешь мне об условиях своей сделки в банке. Быстрее, Николай Иванович! У меня совсем нет времени!..

Увидев в руках отставного подполковника нож с черным матовым лезвием, Полетаев включил ускоренную передачу двигателя, толкающего разговор.