Читать книгу "Мизерере - Жан-Кристоф Гранже"

— Конечно. Пошли…

— Анита?

Оба замерли на месте, услышав голос. Слабый, дребезжащий, словно заглушённый кляпом. Сведения Арно неожиданно подтвердились. В этом капище агонизировал старик.

— Анита? Старая шлюха! Не заставляй меня ждать…

Послышались удары. Не по полу, а по трубам. Словно вдоль отопительной системы шел тюремщик с дубинкой. Волокин попытался определить, откуда доносится стук. Свет от фонарика прочертил комнату зигзагом, выхватывая новые детали. Камин. Оружие, подвешенное к специальной стойке. Голова лося.

ТУК-ТУК-ТУК…

Стучали по свинцу или цинку. Звук отдавался от стен дома, как от чудовищной литавры, чтобы кануть в небытие. В пустоту, способную поглотить все детские страхи, все фобии, когда-либо изгнанные.

Удары прекратились. Волокин схватил Касдана за плечо и прошептал:

— На второй этаж.

Касдан шел впереди. За гостиной следовал коридор. В конце коридора была лестница. Они бросились вверх по ступенькам. Звук шагов поглощала пыль.

ТУК-ТУК…

Между ударами прорывался голос:

— Анита… сука… мне надо… сдохну!

Второй этаж. Воло ступал как по зыбучим пескам. За пределами пугающих звуков таилось что-то, от чего у него в жилах стыла кровь. Страх, пришедший из немого прошлого. Что-то навязчивое, никогда его не отпускавшее. «Мадленка» Пруста, развернувшаяся в кошмар.

ТУК-ТУК-ТУК…

И тут его озарило. Голос. Старческое кряхтение, полное дикой ярости, напомнило ему деда. У Волокина не осталось ни единого воспоминания об этом подонке, кроме его голоса. Мерзавца, нажравшегося водки, обуревала убийственная, звериная злоба… Только это Волокин и запомнил. Этот завывающий, клокочущий рев, предвещавший худшее. Но он никогда не вспоминал о том, что было после. О побоях. Унижениях. Наказаниях.

— АНИТА!

Вторая дверь налево. Волокин спросил:

— Постучать?

— Обойдется.

Касдан схватился за ручку, когда человек за дверью заорал:

— СУКА! Я… Я… Я…

Они вошли в комнату. Волокин приготовился ко всему, и прежде всего к самому худшему, но то, что он увидел, оказалось вполне обыденным. Спальня в полном беспорядке. По полу разбросана одежда. Тарелки с остатками протухшей еды. По ним бегали тараканы. Стены тонули во тьме, но на них были те же вздувшиеся, отсыревшие обои. Только в изголовье кровати горели два красновато-коричневых ночника, тусклые, как свечи.

Комнату перегородила огромная кровать, заваленная одеялами, смятыми простынями, сбитыми подушками.

Но старика на ней не было.

И его голос смолк.

Воло сообразил, в чем дело, но Касдан действовал проворнее. Он схватил одеяла и одним движением сдернул. Человечек скорчился в глубине постели, словно принюхиваясь к собственным испражнениям. Вцепившегося в простыни старика трясло. Волокину почудилось, что они приподняли камень и обнаружили под ним сколопендру с множеством ножек и блестящей спинкой.

Касдан склонился над ним и отвернулся. Лысая, похожая на череп голова, запавшие губы, иссеченные складками и морщинами, как у мумии. Глаза глубоко ввалились, словно утонув в глазницах. Истончившаяся, прозрачная рыбья кожа казалась разноцветной. Всхлипывая, доходяга пробормотал:

— Анита… Мне надо… Надо, а не то я сдохну…

Касдан выпрямился:

— Что с ним? Нужно найти его лекарства, а то он отбросит коньки у нас на руках!

Волокин не ответил. Он ошибся. Привычным ему показался не голос. И даже не спальня старика. А его загадочная жажда. В голосе. В теле. В комнате. Ломка. Мучительная ломка, пожиравшая старика изнутри. Вот что он учуял в воздухе, в доме, в этой безнадежной рождественской ночи.

Лабрюйеру была нужна его доза.

— Не шевелитесь, — прошептал Волокин.

Он вышел из спальни. Спустился по лестнице. Потерялся в слишком больших и темных комнатах, то и дело натыкаясь на мебель и дверные косяки. Наконец нашел кухню. Открыл холодильник. Загорелась лампочка, осветив полки. Старые сардины. Остатки макарон в томатном соусе. Сливочное масло. Сыры. Всего по чуть-чуть. Как для мыши.

Волокин наклонился и пошарил в ящике для овощей. Железные коробки. Он открыл первую: шприцы. Вторую: резиновый жгут, чтобы перетягивать вены, и ложечки. В третьей оказались пакетики из вощеной бумаги. Ни к чему их открывать, чтобы узнать, что внутри. Лечение генерала не оплачивалось социальными службами.

Русский вынул все, что нужно, из холодильника, потом в кастрюле довел воду до кипения, положил дуршлаг и поставил в него две первые металлические коробочки, так что получился самодельный автоклав.

Он втянул руки в рукава. Вытащил дуршлаг. Вывалил его содержимое на сгиб локтя. Снова открыл холодильник и нашел там половинку высохшего лимона. Свободной рукой извлек из последней коробочки пакетик. Пальцы у него дрожали.

Несмотря на пар, он с головы до ног покрылся ледяным потом. Соприкосновение с наркотиком. Близость шприца…

Он должен выстоять.

Так нужно.

Он поднялся на второй этаж. Смахнул с письменного стола бумаги. Разложил инструменты. Снял куртку. Засучил рукава. Пот стекал по лицу.

— Что это ты затеял, черт побери?

— Привожу свидетеля в чувство. У него обычная ломка.

— В его возрасте?

— Полуночный демон, папаша. Слышали о таком?

Лабрюйера, по-прежнему лежавшего в позе эмбриона, сотрясали конвульсии. Руками в перчатках русский открыл одну из горячих коробочек, потом взял пакетик. Осторожно развернул его пальцем. Порошок был на месте. Пальцы дрожали, но он держался. Ему казалось, будто он парит над собой.

В упаковке было больше грамма. Он не знал, насколько героин чистый, но избрал шоковую терапию. Полную дозу. Оставив пакетик открытым, бросился в ванную. Нужна была вата. Ее не оказалось, но в глубине аптечки, набитой просроченными лекарствами, он отыскал марлю. И еще нашел девяностоградусный спирт.

Он вернулся в спальню. Генерал в своих мокрых простынях, стуча зубами, бормотал неразборчивые ругательства. Воло взял ложечку. Согнул у нее ручку. Словно над устрицей, выжал над ней лимон. Высыпал в сок содержимое пакетика.

Взял кусочек марли и положил его в стоявшую на столе пепельницу. Открыл бутылку, прижал к горлышку большой палец и пропитал марлю спиртом. Пошарив в карманах, вытащил зажигалку и поджег марлю. Вспыхнуло ровное голубоватое пламя. Он подержал над ним ложечку. Жидкость запузырилась. Волокин потел так сильно, что капли стекали на край письменного стола. Он взял еще кусочек марли, погрузил его в горячее зелье. Осторожно положил ложечку и выхватил шприц из второй металлической коробки. Подвигав поршнем, выдавил из него остатки воздуха. Потом воткнул иглу в пропитанную наркотиком марлю, служившую фильтром. Медленно потянул за поршень. Отрава потекла в шприц, такая опасная и желанная. У него затряслась рука.