Читать книгу "Время московское - Алексей Фомин"

Все это уже говорилось не один десяток раз, но, как говорится, повторенье — мать ученья. Сашка окинул взглядом всех своих бойцов. С копьями идет в бой только первая шеренга — двести человек. Именно они должны нанести первый разящий удар, деморализующий противника, лишающий его воли к сопротивлению. Остальные оставили копья в обозе. Их задача — создать нужную плотность и энергию удара.

Адаш закончил говорить, и все взоры обратились к нему, к великому воеводе. Полководец должен что-то сказать своим солдатам, прежде чем пошлет их отнимать чужую жизнь и рисковать своей. А что он может им сказать? Почему вот этот вот безусый Буслайко или вон тот здоровяк Гамалей должны отнять сегодня жизнь у таких же русских парней, как и они сами? Почему? Потому, что великий князь пожадничал и хотел сэкономить на собственной армии? Или потому, что великий князь и ордынский главнокомандующий-царь стали по собственной воле игрушками в руках проходимца непонятного происхождения? Почему? Ради какой такой идеи? И существует ли вообще такая идея, ради которой русским людям стоит убивать друг друга?

Но что-то сказать он им все-таки должен. Сашке вдруг вспомнился Рассел Кроу в «Гладиаторе», и он счел за лучшее повторить текст, придуманный голливудским сценаристом.

— Через несколько дней я буду дома собирать свой урожай! Представьте, где будете вы! Держите ряды и следуйте за мной! А если вдруг вы оказались в одиночестве, ни о чем не беспокойтесь! Скачите на зеленые поля, и пусть солнце светит вам в лицо! Вы уже в раю! — Также, как и в фильме, ответом полководцу стал дружный смех воинов. — Братья, то, что мы сейчас делаем, отзовется в веках!

— Сигнал! — скомандовал Адаш.

Раздался пронзительный свист, от которого, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки, и первая шеренга, проламываясь сквозь орешник, двинулась вперед, вслед за ней — остальные. Оказавшись на поляне, шеренга сомкнулась, воины опустили копья.

— Пошел! — срываясь на фальцет, заорал Сашка.

Ордынцы были от них не так уж и далеко. Кто-то уже заметил их и пытался вырваться из толпы и развернуть коня навстречу противнику, но большинство даже еще не заметило опасности с фланга. Их взоры были обращены туда, где пришел в движение центральный полк. Здесь расстояние между противниками было наибольшим, и полку Дмитрия предстояло одолеть в бешеной скачке еще несколько сотен метров.

Сашкин противник, немолодой длинноусый казак, чем-то неуловимо похожий на Адаша, успел разглядеть опасность в последний момент. Он обернулся вправо и увидел свою смерть на кончике Сашкиного копья. Гримаса ужаса еще успела исказить его лицо, а в следующий момент он, пронзенный насквозь копьем, уже вылетел из седла.

От одновременной сшибки множества тел, закованных в броню, раздался гулкий удар, следом еще один — это ударил полк правого крыла. Раздались первые вопли ярости, ужаса и боли. Придавленная с флангов толпа ордынцев подалась вперед, навстречу центральному полку, словно перестоявшая опара, полезшая наружу из квашни. И тут последовал удар Дмитрия.

Сопротивление ордынцев продолжалось полчаса, не более. После этого обезумевшая от ужаса и крови биомасса просто пыталась вырваться из зажавших ее тисков. Положение ордынцев усугублялось и тем, что их товарищи, еще не понявшие, что же на самом деле произошло на более высоком по отношению к ним левом берегу, продолжали подпирать со стороны брода толпу, попавшую в окружение.

Бой уже превратился в резню. Ордынцы, лишенные возможности отступить в сторону брода, стали гроздьями прыгать в реку с высокого берега. Кому-то повезло больше — его конь нормально приводнился и выплыл на противоположный берег, кому-то меньше — на него сверху рухнули еще несколько его товарищей со своими конями.

Теперь-то до оставшихся на правом берегу дошел весь ужас произошедшего, и они бросились в бегство. Брод освободился, и наконец смогли бежать и ордынцы, уцелевшие в жестокой сече.

Темнело. Трупы людей и лошадей забили в районе брода русло реки и теперь она, поднимаясь, как в половодье, медленно заливала низкий правый берег. Битва закончилась полной победой великокняжеского войска. Сашка и Дмитрий рвались организовать преследование бегущего противника, но старшие (не по чинам, а по возрасту) им отсоветовали. Наступающая ночь могла преподнести сюрпризы, а рисковать так не хотелось! Уж больно замечательна была сегодняшняя победа — великокняжеское войско обошлось почти без потерь!

Ночь провели в том же лагере, окружив себя усиленными караулами и дальними дозорами. Теперь, когда блистательная победа была уже добыта, больше всего хотелось ее сохранить в незапятнанной, хрустальной неприкосновенности. Утро следующего дня было таким же пасмурным и туманным, как и предыдущее. Великий воевода долго ждал, пока рассеется туман, и лишь после этого дал команду войску переправляться на правый берег.

Переправа еще не окончилась, когда вернулись разведчики и доложили, что лагерь ордынцев пуст, а обоз брошен. Противник в панике бежал еще вчера, бросая оружие и доспехи, даже на мгновение не задержавшись в собственном лагере. Взяв в качестве сопровождения пару сотен, военачальники оставили переправлявшееся через Вожу войско на воеводу Бренка и устремились к вражескому лагерю.

Все население брошенного лагеря составляли два десятка веселых бабенок и приставший к ним поп. Дмитрия, оглядывавшего это великолепное запустение — ярчайшее свидетельство его победы, аж распирало от радости и гордости. Наконец он заметил женщин, сбившихся стайкой вокруг небольшого костерка и с опаской поглядывавших на появившихся воинов.

— Срамные девки, — брезгливо произнес великий князь. — Пороть их до самой…

— Брат, — негромко сказал Сашка, склоняясь к его уху, — чем же они виноваты? Тем, что кто-то выкрал их из родного дома и продал в рабство? Они ведь не побежали со всеми, а остались твоего войска дожидаться. А баб, между прочим, в твоем княжестве меньше, чем мужиков. А тут, глядишь, кое-кто из твоих воинов домой с женой вернется.

— Ладно, пусть их… — Дмитрий махнул рукой. — А что это за поп меж ними затесался?

— Сейчас узнаем. — Сашка направил коня к собравшимся в тесную группу женщинам. — Здорово, девки! Не бойсь, мы вас не обидим.

— Еще тот не родился, кто меня обидит безнаказанно, — с вызовом ответила самая смелая из них. — А ты кто такой, красавчик?

— Я — великий воевода. А вон там — великий князь, воеводы его и двести самых лучших воинов. — Тревожное напряжение, сковывавшее девок, рассеялось с первыми же Сашкиными словами, и они уже начали бросать озорные взгляды на сидевших в седлах усачей. — Вот что, девки, если только кто вас вознамерится обидеть, жалуйтесь прямо мне. А сейчас берите себе по подводе, впрягайте в них лошадок и отправляйтесь вслед за нами. Это будет ваше приданое. Я дарю его вам. А я пока с батюшкой побеседую.

Поп вышел из-за обступивших его женщин и приблизился к Сашке.

— Великий воевода, я послан к тебе твоим…

— Тсс, — прервал его Сашка, приложив палец к губам. — Садись за мной, отче. — Он подал попу руку и помог взобраться на свою лошадь. — Подъехав к Дмитрию, он со смешками и шуточками, как заправский балагур, объяснил: — Были веселые бабенки, а стали завидные невесты. Я им из Бегичева обоза по подводе на приданое подарил. Вон коней запрягают…