Читать книгу "Сожженные мосты - Александр Афанасьев"

Магазин этот находится на шоссе Тегеран — Юг в районе парка Туска — это южная окраина города, и дальше, за парком, тянутся сплошные промышленные зоны с их серыми бетонными оградами и непонятными непосвященным надписями на фарси. Здесь же, около парка, были и жилые районы, правда, заселенные в основном малоимущими.

Магазин этот представлял собой большой, быстровозводимый ангар армейского образца, только не зелено-камуфляжного, а светло-серого цвета. У самого ангара сиротливо притулилась конторка, на которой висел плакат: «Мы говорим по-русски, We speaks English» и еще что-то, кажется, на итальянском, которым я не владел, и на фарси, которым я не владел тем более.

Представитель сего почтенного заведения дрых как сурок, и, чтобы разбудить его, пришлось несколько раз сигналить. У нас хозяин уволил бы такого приказчика в мгновение ока — приехали клиенты, а он спит.

Навстречу вышел, судя по золотой цепи на шее и всему небрежно-шикарному виду, сам хозяин, открыл шлагбаум, запустил на территорию. Показал, где припарковаться, — парковочных мест было всего четыре, и одно уже занял новенький внедорожник «Тойота». Возможно, тоже бронированный.

— Князь Александр Воронцов, посол Его Величества Императора Российского Александра при дворе Их Светлости Шахиншаха Мохаммеда, — представился я на случай, если русский флаг с имперским орлом на номере машины не был замечен.

— Эндрю Ллойд, — открывший ворота тип вальяжно протянул мне руку и даже зевнул, подлец! — Хозяин сего почтенного заведения. Добро пожаловать в автосалон спецтехники Ллойда.

— Почтенное семейство Ллойда торгует машинами?[136]— не остался в долгу я.

— Не смешно. — Ллойд снова зевнул. — Эту шутку я слышал уже раз пятьдесят. Зачем пожаловали, сударь?

И вправду — русский купец такого приказчика не только бы сразу выгнал — еще бы и пинка отвесил. Для ускорения.

— Вы хорошо знаете русский, но правила этикета, судя по всему, не знаете совсем, сударь, — вкладывая в голос максимум сухости и официальности, ответил я. — Ко мне, например, в разговоре следует обращаться «ваше превосходительство». Хотелось бы купить у вас автомобиль, а возможно, даже и два, если вы не возражаете, сударь.

— Увы, правилам этикета я не обучен, — не проявляя никаких эмоций, ответил Ллойд. — Мы, североамериканцы, простые люди и не смотрим на титулы. А машинами я и впрямь торгую, извольте убедиться…

Автомобили стояли в ангаре (большом, самолетном, для стратегического бомбардировщика, не меньше) в четыре ряда на посыпанном гравием полу. Выбор был значительно бо́льшим, чем можно было бы предполагать, и не уступал подобным магазинам в Санкт-Петербурге. Вот только в Санкт-Петербурге бронированный автомобиль — это скорее символ статуса, в то время как в Тегеране подобный автомобиль — жизненная необходимость.

Представленные автомобили делились на четыре большие группы. Списанные армейские — кому нужны эти уродливые слонопотамы, способные защитить от пулеметной очереди в упор и выглядящие в городском потоке как слон в посудной лавке, было непонятно, но, видимо, кому-то нужны. Банковские — броневики небольшого и среднего размера, специально предназначенные для перевозки ценностей, — такие тоже мне не нужны. Бронированные лимузины — престижные, надменно выглядящие, дорогие — как тот, на котором я приехал и на котором ездить не хотел. Здесь был даже британский бронированный «Роллс-Ройс» и римский, правительственного образца «Майбах» — оба стоили за сотню тысяч золотых.

Оставалось последнее. Внедорожники и седаны со скрытым бронированием, незаметные в транспортном потоке. Эти стоят подешевле лимузинов, но все равно дорого. Их делают как раз для таких вот стран, где подобный бронированный автомобиль — не роскошь, а средство передвижения. И выбор тут такого транспорта был, причем широким, от экипажа баварских моторных заводов пятой серии до дорогущего «Штайр-Г» с бронированием седьмого класса.

Примерно прикинул состояние моих финансов, сообразил, что экипаж придется покупать и для «супруги», — решил немного сэкономить. Во втором ряду у самой стены стоял «Шевроле Субурбан» белого цвета североамериканской правительственной модели. При слоновьих габаритах такая машина стоит относительно недорого, неприхотлива к топливу и ремонту, может нести очень тяжелую броню. Как здесь — уровень 6+, то есть выдерживает даже пулеметный огонь. И всего двадцать пять тысяч золотых, которые я при торговле скинул до двадцати одной.

Для Марины выбрал уже упомянутый «БМВ-5», немного подержанный, из Европы, с бронированием по уровню 4, то есть выдержит пистолетный патрон со стальным сердечником, но не автомат и тем более не пулемет. Внедорожник моей второй половине совершенно не нужен, потому как за пределами Тегерана ей делать совершенно нечего, а в Тегеране дороги, хвала Аллаху, прекрасные.

Автомобиль этот стоил тоже двадцать пять тысяч золотых, и это опять-таки привело меня в уныние — на сей раз цену удалось скинуть лишь до двадцати трех. Причем если мой автомобиль я смогу провести как служебный, для посольских нужд, то с «БМВ» так не удастся, получается — это подарок. С дамами — разорение…

Уже выезжая на свежекупленном «Шевроле» — «БМВ» я оставил до следующего дня, чтобы его забрала Марина, — я обратил внимание на изображение на стене — две скрещенные сабли и надпись под ними на фарси. Не на арабском — это я уже понимаю, хотя прочитать не могу.

— Сударь, не соблаговолите просветить, что здесь написано?

— Где?

— Да вот здесь же. На заборе.

Мистер Эндрю Ллойд посмотрел туда, куда я указал пальцем, и разразился потоком отборных ругательств.

— Что-то произошло?

— Да ничего страшного. Эти подонки уже днем ухитряются стены пачкать. Придется стирать, это противозаконно — держать на стене подобные надписи. Увидит полиция — неприятностей не оберешься.

— И все же — что здесь написано?

— Здесь написано «Махди[137]грядет». Обычная религиозная муть…

Так я впервые услышал про Махди.

Вечером разразился очередной семейный скандал. Моя вторая половина категорически отказалась ездить с шофером. Даже несмотря на то, что один раз на возможной измене ее все-таки поймали. На сей раз удалось настоять, но смутные подозрения стали терзать мою душу. Становлюсь ревнивцем, не имея на это никакого права.