Читать книгу "Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта - Борис Николаевич Александровский"

диплома. С получением его и выполнением некоторых финансовых формальностей иностранцы это право получали.

Как же врачу-иностранцу, имеющему врачебный диплом своей страны, получить французский диплом?

Для этого он должен, согласно французским законам, прежде всего сдать на протяжении двух лет на двух весенних сессиях bachot (экзамен на аттестат зрелости), чтобы получить степень бакалавра. После этого поступить на третий курс медицинского факультета одного из французских университетов и пройти полностью все три года студенческого обучения в клинике.

Короче говоря, с момента, когда вы решили легализовать ваше положение как полноправного врача, до момента, когда вы достигнете вашей цели, пройдет пять лет.

И это при условии, что у вас нет провала ни на одном экзамене. С провалами вам придется ждать желанного момента гораздо дольше. Нужно было очень много для того, чтобы этого момента достичь. Этого «многого» у бедствующих врачей-эмигрантов как раз и не было. Имя этому «многому» – деньги.

Чтобы выдержать экзамен на аттестат зрелости, вы вынуждены пользоваться в частном порядке в течение двух лет уроками, советами и указаниями педагога из любого парижского лицея (средней школы). По некоторым соображениям, о которых будет сказано ниже, вы будете платить ему за эти уроки упятеренный или удесятеренный гонорар.

После получения степени бакалавра вы поступаете в университет на третий курс медицинского факультета (ваш русский диплом врача дает право на зачет первых двух курсов). В течение последующих трех лет вы на положении студента должны посещать лекции и практические занятия, предусмотренные программами. На работу, связанную с добыванием хлеба насущного, времени не останется. Вы сможете просуществовать все эти пять лет только в том случае, если обладаете большими средствами.

Нужно ли говорить, что среди массы бедствующих русских парижских врачей этими средствами обладали лишь единицы?

Достаточно сказать, что из 400 с лишним врачей, состоявших членами Общества русских врачей имени Мечникова, на этот шаг отважилось только 14 или 16.

Удивительную картину представляла подготовка к bachot и студенческие занятия 50- или 60-летних «студентов», имевших дипломы российских медицинских факультетов, 30 или 40 лет врачебного стажа и звание доктора медицины, профессора университета или Петербургской военно-медицинской академии.

«Провалов» у этих седовласых экзаменующихся при сдаче ими bachot никогда не бывало. На это имелась очень веская причина.

Все педагоги средних учебных заведений города Парижа объединены в профессиональный союз. Один из этих педагогов, приглашенный частным образом, является вашим «репетитором». Вы платите такой гонорар, какой в обычных условиях ему и не снится. За два года занятий с вами его кошелек пополнится несколькими тысячами франков. Против вашей фамилии в правлении союза в списке будущих бакалавров, пришедших на экзаменационную сессию «со стороны», делается отметка. Как же ее не сделать, если вы облагодетельствовали одного из членов союза, а принцип союза – «один за всех, все за одного»?

Накануне экзамена фамилии ваших экзаменаторов уже известны правлению союза. Им даются соответствующие указания. Остальное ясно: «провала» у вас не будет…

Иначе дело обстоит со сдачей государственных экзаменов. Тут ваши экзаменаторы – профессора и крупные ученые с именами, подчас известными всему миру. Никого они не репетируют и никаких гонораров с экзаменующихся не получают. Они – люди влиятельные, независимые и богатые. В профсоюзах не состоят и поблажек делать вам не собираются.

Но… большинство из них принадлежит к масонской организации. Большинство экзаменующихся – тоже. Иначе они на старости лет и не взялись бы за учение. Экзаменующийся «брат-масон» адресуется накануне экзамена к «досточтимому» своей ложи. Рычаги масонской солидарности немедленно приводятся в движение. «Досточтимые» звонят друг другу по телефону, пишут письма, подписываясь своей фамилией, коей предшествуют расположенные треугольником три точки. «Брат-масон», у которого вы завтра будете экзаменоваться, делает в своей записной книжке отметку. Ослушаться «досточтимого» он не может: масонство строго карает «братьев», вышедших из повиновения. Этого достаточно. Если вы масон, то за исход экзамена можно не бояться – провала не будет.

Но не все профессора, как и не все экзаменующиеся, масоны. Поэтому иной раз дело проходит не столь гладко. Бывали и провалы… 60-летний бывший профессор медицинского факультета Ростовского-на-Дону университета и бывший ассистент знаменитого русского невропатолога и психиатра Бехтерева К.С. Агаджанян вытягивает на экзамене по неврологии билет «Поражения центральной нервной системы при сахарном диабете» – тема более чем хорошо ему известная: ведь именно она и была в свое время предметом его докторской диссертации.

Профессор-француз молча слушает бойкий ответ убеленного сединами «студента». Не дожидаясь окончания ответа, он обрывает его:

– Вы ничего не знаете.

Оценка – «единица». Сорван не только экзамен по неврологии, но и все остальные: таковы французские университетские правила. Следующая сессия будет через несколько месяцев.

Вторичное в течение жизни изучение в 50-летнем возрасте синусов и тангенсов, бинома Ньютона и таблицы логарифмов, Пунических войн и состояния государственных финансов при Людовике XIV, экономической географии Бразилии или Японии и многого другого не могло не отразиться на здоровье великовозрастных «студентов»: время от времени члены Общества русских врачей имени Мечникова провожали в последний путь на кладбище одного за другим тех смельчаков, которые отважились на погоню за французским дипломом. Большинство из них, не выдержав перенапряжения нервной и сердечно-сосудистой системы, связанного со вторичной в их жизни сдачей школьных и университетских экзаменов, умерли через один-два года после достижения поставленной ими цели.

Некоторую «отдушину» для русских врачей представляла служба в колониях Западной и Экваториальной Африки.

Законы метрополии распространяются и на колонии.

И там врач, не имеющий французского диплома, не может заниматься врачебной деятельностью. Но врачи в колониях до зарезу нужны: французские врачи дальше столицы той или иной колонии или окружного центра не ехали. На плантациях, рудниках и разработках тропического леса не было ни одного врача. А тут свалились с неба несколько сот безработных врачей из далекой России. Молва о них идет хорошая. Надо их использовать. Надо найти выход из положения.

Выход быстро находят: провести их формально в качестве hygieniste adjoint[17], платить им пониженное жалованье, а фактически использовать как врачей на отдаленных участках, затерянных в глуши тропических лесов.

В 1925–1926 годах в этом направлении были сделаны первые шаги. Несколько русских врачей уехали под экватор и в тропики. Опыт оказался удачным. Губернатор Французской Западной Африки письменно рапортовал министру колоний, что русские врачи зарекомендовали себя с самой лучшей стороны: они, по его словам, отличаются изумительной работоспособностью, добросовестностью, рвением и обладают широкими знаниями и большим опытом. Свой рапорт он закончил крылатой фразой, быстро облетевшей русские парижские медицинские круги: «За десять французских врачей на подведомственной мне территории я не отдам даже и одного