Читать книгу "Длань Господня - Борис Вячеславович Конофальский"

Волков. — Никакого суда не будет. Госпожа Ланге, принесите супруге моей пива.

Бригитт быстрым шагом ушла на кухню, а Элеонора смотрела и, кажется, не верила ему.

— Благодарите Бога, и помните, я прощу вас и больше в том не упрекну, вас я не виню, во всём виноват шут вашего батюшки, и коли вы свой супружеский долг обязуетесь выполнять, — продолжал кавалер, — то всё меж нами впредь будет хорошо.

И тут она негромко, но так, что отлично слышал он, сказала:

— Леопольд фон Шобуерг никакой вам не шут, а человек благородный, он благороднее вас вдесятеро.

Больше говорить было не о чем. Он взял письма, что так и лежали перед ним, расстегнул колет и спрятал бумаги на груди.

Бригитт тем временем принесла пива, дала его Элеоноре. Та отпила пару глотков и поставила стакан на стол. Она подняла глаза на Волкова, и увидел он, что никакого согласия, никакого раскаяния в них нет. Так и смотрела она на него с ненавистью, как на врага. И ничего не говорила ему больше. Но в её некрасивом лице и так он читал все мысли и чувства её. И не было там того, что ему было нужно. И близко не было.

Кавалер встал:

— Что ж, пусть будет, как будет. И каждому пусть воздастся то, что должно.

Он вышел из залы и пошёл во двор.

Глава 38

Он велел одного коня расседлать, а вместо него запрячь телегу, так и поехали они по дороге на север, на Мален. Роха ничего у него не спрашивал. Бородатый и одноногий старый солдат и сам был неболтлив. Молчит кавалер, значит, так надо, приедем — узнаем, зачем ехали. Но, как ни крути, а поговорить в дороге придётся, ехать-то долго.

— Так что мне с лишними людьми в роте делать? — Спрашивал Роха.

— А что с ними делать, почему они лишние? — Рассеяно спрашивал в ответ Волков.

— Ну, как же, — удивлялся Скарафаджо, — ты же видел у меня в роте людей без оружия, может, их в роту Брюнхвальда перевести?

— А, ты про это? — Вспомнил кавалер. — Нет, поедешь в Мален, купишь аркебуз, сколько нужно будет.

Он тут остановил коня. Стал оглядываться. Роха, а за ним и все остальные тоже остановись.

Два холма, макушки лысые у подножия чуть барбарисом поросли, и дорога рядом с ними извивается. Разъезженные лужи в колеях. Кустов мало, только на восточной стороне дороги. Отличное место для убийства.

— Отличное место, — повторил Волков уже вслух.

— Для чего? — Спросил у него Роха, он просто так это спросил, он и так всё понимал. Место было пустынное, тихое и мрачное.

— Для убийства. — Ответил кавалер и достал из седельной сумки пистолет и зарядный мешок, что подарил ему епископ. Протянул всё это сержанту Вилли. — Знаешь, как заряжать?

— Разберусь, господин, — ответил тот, беря оружие.

Пока он заряжал пистолет, кавалер произнёс, всё ещё оглядывая местность:

— Здесь поедет один господин… Один мерзавец, мы его просто застрелим. Стрелять будете с холмов, но я выйду к нему навстречу.

Он указал на дорогу:

— Вот сюда, вот здесь я его встречу.

Вилли поднял глаза на холм, потом посмотрел на место, что указывал кавалер:

— Двадцать шагов, стрелять сверху, отличная позиция, любой из нас попадёт этому господину в голову.

— Вы только мне в голову не попадите. — Мрачно сказал Волков.

Солдаты приняли это за шутку и засмеялись.

— Телегу и коней за этот холм, — указал рукой Волков. — Хилли, бери двух людей, сядьте на том холме, мушкеты зарядите, но фитили пока не запаливайте.

— Да, господин. — Ответил сержант и с двумя солдатами пошёл на дальний холм.

— Хилли, — окликнул его Волков. — Это хорошие стрелки?

— Лучшие в роте, господин, — отвечал молодой сержант, обернувшись.

— Хорошо, — Волков повысил голос, чтобы его слышали все, — знайте, коли дело закончится так, как нужно, каждый получит по монете.

— А мне на тот холм, господин? — Спросил сержант Вилли.

— Да, попадёшь в верхового с того холма, если он будет стоять тут?

— Думаю, что попаду, господин, — отвечал Вилли. — Только вы его не загораживайте.

— В конце концов, убьём ему лошадь, так никуда он отсюда не денется, — сказал Роха, — не волнуйтесь, кавалер. — Он тоже огляделся. — Это отличное место для кладбища.

— Стрелять только как я подниму руку, не раньше, — крикнул Волков уходящим на холмы солдатам.

— Да, кавалер, — кричал ему Вилли.

— Да, господин, — кричал ему Хилли.

Холмы из размокшей глины скользкие, попробуй ещё влезть на такой, если ты хром да ещё в дорогущей шубе, которую не хочешь пачкать.

Пока залез — вспотел, хорошо, что надел грубые кавалерийские сапоги с большими каблуками. Подошва у них к тому же подбита гвоздями. Будь на нём сапоги дорогие, изящные сапоги с гладкой подошвой, что носят знатные люди, так, наверное, не смог бы влезть на холм.

Один солдат расседлал лошадь, внёс на холм седло, накрыл седло сложенным потником. Получилось кресло какое-никакое. Волков сел, удобно вытянув ногу. Такое же кресло соорудили и Рохе.

Только они уселись, как Роха сказал:

— Эй, Хилли, пошли кого-нибудь к моему коню, там у меня фляга, забыл её сразу взять.

Так и сидели они с флягой. Ничего, сидеть можно, грязно только было и сыро, но шубу не снять, ветерок ноябрьский весьма прохладен был.

Проехал мужик, вёз бочку с чем-то. Он удивлённо и с опаской поглядывал на господ, что сидели на холме. Но, узнав в них господина, успокоился, поклонился и поехал дальше в Эшбахт.

Во фляге у Рохи был портвейн, он всегда его пил. Дрянь, не столько для веселья и удовольствия, сколько для пьянства вино. Винцо забористое было, а он пьянеть не хотел, кавалер сделал всего пять или шесть глотков. Смотрел на север, туда, где кончаются его владения и начинаются владения графа. От этого места до поместья Мелендорф верхом, если не спешить, то за два часа доедешь. Учитывая, что это придворный шут, который ночи напролёт таскается по кутежам и пьянкам, то встаёт он не с рассветом. И если он встал даже после утреней молитвы, то вот-вот должен появиться на дороге. Волков сидел и вычитывал часы.

Должен, должен он уже появиться. Но проехали два купчишки. Может, это один был с помощником, просто на двух телегах товары вёз.

— Слушай, — заговорил Роха негромко, так чтобы солдаты и сержант не слышали, — а кого мы убиваем? Что за господин?

Волков мог бы не говорить, зачем Рохе знать про его семейные дела. Он бы не сказал ему из-за позора, как