Читать книгу "Три дня Индиго - Сергей Лукьяненко"

Теперь Москва тоже засыпала, а в пять только-только начинала оживать. Прохожие были редкостью, машины тем более. Кое-где встречалась молодёжь, расходящаяся со вписок, несколько собачников выгуливали своих псов.

Наверное, если жизнь будет идти своим чередом, постепенно всё наладится. Люди вернутся в крупные города, снова станут рвать жилы за право поселиться в Москве. Оживут ночные клубы и бары, станет совсем уж безопасно. Люди ведь ко всему привыкают и не всем хочется странностей, вроде медсестры Оли.

Вот мне не хочется, к примеру. Я обычный.

Я даже рассмеялся при этой мысли. Мне странностей не хочется? Месяц назад не хотелось, а сейчас? Это я-то обычный? И дело даже не в том, что Призыв чего-то там изменил в моих генах. Самое главное изменилось в мозгах. И Призыв ни при чём, тут я сам, всё сам…

Словно пытаясь доказать себе, что ничего особенно и не изменилось, я достал зеркалки и половину пути прошёл в них, поглядывая то под ноги, то по сторонам. Утро хорошее время для сёрча, почти как вечер, и я действительно нашёл кристалл возле остановки — вполне приличный пятигранный гринк, валяющийся под скамейкой. Я постоял, глядя на зелёную искорку.

Эмоции. Как человеческие эмоции могут переходить в материальную форму? И для чего они всё же нужны? Продавцы ловят от них кайф, испытывая те же чувства, что и люди, вроде бы так. А остальные? Тоже? Мы стали производителями наркотиков? Или для других разумных кристаллы значат что-то другое?

И что породило этот гринк? Вряд ли радость, я почему-то не мог соотнести зелёный цвет с радостью. Тоска? Она ведь не зря называется зелёной? Вожделение? Скука?

Мне стало противно.

Гринк я всё же подобрал, согрел в руке и спрятал в пакетик. Деньгами не разбрасываются, даже если они грязные.

Но очки после этого снял и пошёл дальше, уже не выискивая кристаллы.

У Комка никого не было. Я толкнул дверь, вошёл.

Продавца за прилавком не оказалось.

На мгновение я представил, как он лежит за занавесью, с каким-нибудь топором или ледорубом в металлическом теле, в луже синей жижи.

Вот был бы облом!

— Эй! — выкрикнул я. — Тут… есть кто-нибудь?

Штора колыхнулась, и появилась внушительная фигура.

— Конечно, Макс, — мягко сказал Продавец. — Подумали дурное?

— Да, — признался я.

— Всё в порядке, я жив. Пришли за своим заказом?

— Понимаю, что рано, — кивнул я. — Можно тут посидеть?

— Конечно, — ответил Продавец. Тонкие красные губы шевелились в просвете капюшона, и, если не знать того, что знал я, так легко было подумать, будто я говорю с человеком.

Вначале я хотел сесть на пол, но потом подпрыгнул и уселся на барьер, свесив ноги. Будто ребёнок, которого уставшая мать посадила на прилавок.

— Могли бы попросить стул, — укоризненно сказал Продавец.

— Денег жалко, — ответил я. — Так посижу

— А, впрочем… — Продавец вдруг ловко вытянулся — будто у него удлинились ноги, и сел на прилавок со своей стороны. — Я вижу, вы хотите поговорить. Я тоже хочу.

Это было необычно.

— Спрашивайте, — предложил я.

— Почему вы не принесли кристалл мне?

Слово «кристалл» он произнёс так отчётливо, так его выделил интонацией, что сразу было понятно — речь об особом, многоцветном.

— Обиделся на вас, — признался я. — Ну и… синтезатор же был занят.

— Логично, — согласился Продавец. — Но зря обижаетесь. Я расположен к людям вообще и к вам в частности.

— Всё равно кристалл бы вам не достался, — сказал я.

— Ха-ха, — ответил Продавец, будто робот из детского мультика. — Утешили. Хоть подержал бы в руках, это большая редкость, раз в несколько лет находят.

Почему-то я расстроился.

— Так он не уникален?

— Уникален, как любая редкая вещь. Кристаллы возникают в момент ярких эмоций, понимаешь? Страх, самопожертвование, зависть, похоть, тоска, восторг, удивление — всё это порождает кристалл. Так уж мы сделали.

— Вы?

— Конечно. Наша технология, которой все пользуются… Две-три эмоции могут достичь пика одновременно. Секс, к примеру, хорошо сочетается и со страхом, и с восторгом, и с удивлением… да с чем угодно. Тоска и восторг — сочетание редчайшее, но порой возникает. Но вот сразу всё, одновременно… представляешь, как редко вспыхивает весь спектр базовых эмоций? Как правило, это результат не банальных человеческих переживаний, а рождения нового смысла, способного изменить мир!

— Возможно, — сказал я. — Уничтожение толпы Слуг считается за изменение мира?

— Ха-ха! — Продавец похлопал меня по спине. — Завидую. Вы пережили серьёзное потрясение, юноша.

— Понимаю, для чего они вам, — сказал я. — А тем, кому продаёте?

— Практически для того же. Чужой эмоциональный опыт порождает собственные чувства. Кто-то использует приспособления, считывающие эмоции с кристаллов. Кто-то их потребляет напрямую. Даже простые кристаллы способны стимулировать новые смыслы. Едкая зависть паренька, глядящего на богатого и красивого сверстника, в ином мире может породить философскую концепцию или новую технологию. Что уж говорить о кристаллах, вобравших в себя гениальное открытие или творческое озарение? Это концентрированный смысл!

Я засмеялся.

Я вдруг представил это себе. Какой-нибудь Серёжка с Большой Бронной облизнулся, глядя на пышные телеса чужой подруги, а в другом мире чешуйчатый ящер испытал его зависть и придумал двигатель для космического корабля.

Или написал научный трактат.

И эта смесь похоти и зависти может оказаться столь же ценна, как восторг учёного, открывшего новую элементарную частицу!

— Почему вы смеётесь? — обиженно спросил Продавец. — У вас для этого есть множество суррогатов. Книги, музыка, фильмы. Творец создаёт эмоциональный заряд, и тот отзывается в других людях, порой самым неожиданным образом. Теперь вы все творцы! И мы вам не вредим!

Я продолжал хохотать.

— Кристаллы даже помогают людям, — добавил Продавец. — Снимают эмоциональное напряжение.

У меня возникло сравнение, которое я озвучивать не стал, но захихикал совсем уж мерзко.

— Смешные вы, люди, — вздохнул Продавец. — Но ты понимаешь, что мы вам не враги? Мы никому не враги, все цивилизации пользуются нашими услугами, чтобы быстрее возвыситься.

— А вы хорошо устроились! — похвалил я.

— Да, — сказал Продавец с гордостью. — Это был интересный смысл, мы использовали его раньше, чем он был похищен. Теперь мы единственные, кто не вмешивается в галактические войны и не эксплуатирует отсталые цивилизации.