Читать книгу "Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма - Ольга Великанова"

Декабрьский доклад Сталина, взятый в контексте разочарования диктатора результатами переписи населения января 1937 года и последовавшего за всем этим расширения репрессий, говорит в пользу его переоценки состояния общества. Хотя мы не найдем слов «я разочарован» в сталинских текстах, но сопоставление и интерпретация фактов, событий, которые прямо влияли на политику, динамика риторики и сравнение тона выступлений и резолюций Сталина в период с лета – осени 1936-го до февраля 1937-го позволяют толковать их как разочарование и раздражение.

Предоставление «врагам» и «бывшим» права голоса вытекало из марксистской максимы, что новые социалистические производственные отношения (в сочетании с соответствующей «чисткой» общества) должны определять новое сознание и новое советское единство «дружественных классов». Однако комментарии недовольного населения, активистов, предостерегающих о множестве врагов, высокие цифры религиозности и уровень грамотности ниже, чем ожидалось, показали, что это не так. Общество нуждалось в продолжении чисток, чтобы достичь желаемой однородности. Такая траектория мышления Сталина представляется правдоподобной. Это подтверждается рядом фактов: переходом его риторики от прежних «дружественных классов» и «перевоспитавшихся бывших людей» к «озлобленности разбитых классов» в докладе на пленуме; затем отменой в октябре 1937 года конкурентных выборов и других событий уже после Большого террора: восстановление тезиса о социальном единстве, устранение в 1939 г. в уставе Коммунистической партии классовых квот при приеме (хотя и не реализованное) и исключение термина «социально чуждые элементы» (например, в законах, регулирующих распределение жилья). Однако, как считает Брандербергер, пропагандистскому государству не удалось привить социалистическую идентичность обществу в целом и героический и патриотический настрой молодежи в частности в результате развенчания советского Олимпа в ходе Большого террора[677].

События гражданской войны в Испании в августе – октябре 1936 года также могли способствовать переоценке Сталиным состояния советского общества и усугублению его подозрительности. Термин «пятая колонна», родившийся в Испании для определения повстанческого движения внутренней оппозиции во время войны, был с готовностью принят в официальном советском дискурсе, поскольку он соответствовал глубоко укорененному страху сталинистов перед предателями в осажденной крепости СССР. Сообщения о внутренних враждебных элементах могли звучать особенно пугающе в контексте испанского повстанческого движения.

Игнорирование предложенных поправок соответствовало модели контролируемой демократии, типичной для отношений сталинского режима с обществом в тот момент. Демократический механизм дискуссии сталинисты использовали в своих прагматических целях – как инструмент мобилизации населения и госаппарата, чистки кадров среднего звена, но отнюдь не для ограничения диктатуры. Гибкость в процедуре выборов, манипулирование выдвижением кандидатур через квоты, запугивание и применение силы (аресты народных кандидатов или целых ненадежных групп, таких как священники в 1937 году) – эти приемы были использованы, чтобы сделать демократию комфортной для власти. Сама природа диктатуры не позволяла ей делить власть с населением. Высокомерное неуважение диктатора к политическому потенциалу советского населения (вспомним знаменитое высказывание Сталина «Им нужен царь») и готовность к манипуляциям в управлении позволяли ему успешно эксплуатировать демократию.

Примером может служить Всесоюзный форум на страницах «Крестьянской газеты» в 1927 году в рамках празднования десятой годовщины революции. Как и мобилизационная кампания 1936 года, форум пригласил читателей высказать свои мысли о советской власти и достижениях. Они ответили сотнями писем, в том числе и критическими. Во власти председателя форума Калинина было опубликовать эти письма или пренебречь ими. Помимо восхвалений советской власти, Калинин опубликовал на страницах газеты письмо крестьянина Н. Ф. Еличева с хорошо аргументированной критикой советской экономической политики, чем инициировал бурную кампанию осуждения диссидента. Негодующие крестьяне возражали против его аргументов: «Никто не жалуется на налоги»[678]. Этот форум продемонстрировал модель контролируемого участия и формировал предписанную советскую идентичность. Другим примером контролируемой демократии стало обсуждение в 1935 году нового Устава колхозов (см. главу 9) Вторым съездом колхозников-ударников, который обеспечил форум для вертикальной коммуникации снизу вверх и выпускания пара[679]. Общенациональная дискуссия 1936 года относилась к такой модели – контролируемой и фиктивной демократии.

Съезд Советов был частью мобилизационной кампании вокруг конституции. Выступление Сталина на съезде транслировалось по всему Советскому Союзу по радио, которое было основным источником новостей для населения, уступая только газетам[680]. Технология, которая принесла живой голос Сталина в самые отдаленные уголки огромной страны, произвела огромное впечатление на ее жителей – как интеллектуалов, так и обычных людей. Почти все дневники десятилетия отмечали эту речь на своих страницах. Философ-журналист-репатриант Николай Устрялов оставил эмоциональную запись передачи:

25 ноября. У радиоаппарата. Слушаю призывные звуки «Интернационала» – но в непривычном, единственном, историческом исполнении: поет VIII Съезд Советов! Калинин уже произнес вступительное слово. Сейчас будет говорить – Сталин! Звонок. Выборы исполнительных органов съезда. Рукоплескания пока занимают большую часть времени – так и должно быть… Тов. Сталин! Снова буря, крики, взрывы восторга, гул, неумолкаемая овация. Под этот гул, под этот восторг – хочется думать и хочется жить. Хочется, кажется, самому кричать… Сталин. Буду слушать[681].

Далее автор подробно излагает основные моменты выступления Сталина: первый этап коммунизма – социализм – завершен, произошли изменения классовой структуры, падают противоречия между социальными группами. Пролетариат превратился в освобожденный рабочий класс, крестьянство вошло в социалистическую экономику, была сформирована новая советская интеллигенция и классовая война прекращена.

У нас есть свидетельство, как люди реагировали в частной обстановке. Репатриант князь Д. С. Святополк-Мирский, гвардейский офицер в царской России, офицер в годы Первой мировой и гражданской войн, эмигрировал, стал литературным критиком и историком, преподавал в Лондонском университете, написал непревзойденную «Историю русской литературы», в 1931 году стал коммунистом, через год вернулся в Москву, в 1937 году был арестован и в 1939 году погиб в лагере. Он внес свой вклад в кампанию, опубликовав статью «О Великой Хартии народов: Конституция победы», опубликованную 20 июля в «Литературной газете». Однако Вера Сувчинская вспоминала откровенную частную реакцию Мирского на выступление Сталина: