Читать книгу "Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС - Андрей Шитов"

Имеется в виду, конечно, уверенность в своей правоте. Причем опять же не та, что окрыляет, а та, что сковывает, зашоривает, делает нетерпимым к чужому мнению. Вспомним, как в атеистическом по своим обрядам СССР подавляющее большинство населения «знало», что «религия — это опиум для народа». Разумеется, в подобном понимании конформистское «знание» может быть врагом подлинной духовной свободы.

Да и вообще, если я твердо убежден, что знаю что-то наверняка, то это не дает мне взглянуть на ситуацию со стороны. По сути «знание» сковывает свободу «узнавания». И это проблема отнюдь не только тоталитарных обществ. На эти темы писали многие — например, автор нашумевшей в свое время книги по проблемам высшего образования в США «Закрытие американского разума» Аллан Блум[4]. Простые же американцы, не мудрствуя лукаво, советуют умникам не проявлять «презрения до исследования», то есть не задирать нос, не разобравшись.

И еще одно. В спорах о вере и знании упор нередко делается на современности науки и архаичности религии. Мол, то, что еще можно как-то понять и принять в древности, с высоты современных представлений ни в какие ворота не лезет. Но что, собственно говоря, изменилось? Как и две тысячи лет назад, меньшинство (включающее, кстати, многих видных ученых) отвергается себя и идет за своим Создателем. Большинство отвергает и казнит в себе Бога. Чем себе же прежде всего и вредит.

Что говорит статистика?

О том, что верующие по жизни лучше себя чувствуют, самим им ясно без доказательств. Остальным это подтверждают медики и социологи. Организация Гэллапа устроила при мне в Вашингтоне целую научную конференцию — так называемый саммит — по «религии, благосостоянию и здоровью». Обсуждались данные о том, что «глубоко религиозные» люди заметно опережают «нерелигиозных» по уровню общего удовлетворения жизнью, эмоционального здоровья, да и вообще по всем показателям, кроме одного — у них чуть хуже физическое состояние здоровья. Надо полагать, потому что в среднем они постарше.

Вера помогает американцам решать и насущные земные проблемы, включая освобождение от зависимостей. Формально движения анонимных алкоголиков и наркоманов опираются не на религию, а на духовность. На деле же они, как правило, приводят или возвращают человека к Богу. «Я даже сам не подозревал, как сильно ненавидел этого Бога, в которого не верил», — сказал как-то при мне один из таких людей. То есть на самом деле, как он понял, вера жила в нем всегда, просто проявлялась поначалу негативно.

Вообще-то воинствующих атеистов и агностиков в США немного. Доля их потихоньку растет, но и сейчас, по данным социологов, составляет в общей сложности лишь около 10 %. Остальные девять десятых в населении страны утверждают, что верят в Бога, причем три четверти считают веру «очень важным» или «достаточно важным» фактором своей жизни[5].

Совсем другое дело — организованная религия. В последние годы американцы в подавляющем большинстве констатируют, что она «теряет влияние». За десятилетие с 2009 по 2019 год общее число атеистов, агностиков и тех, кто не ассоциирует себя ни с какой определенной конфессией, увеличилось на 30 млн человек и достигло 68 млн человек, то есть примерно 26 % взрослого населения США[6].

Между прочим, американские специалисты утверждают, что смена «религиозного ландшафта» связана с политической поляризацией в стране. Причем, по их словам, в последние годы политика влияла на религию, а не наоборот. Страдали, впрочем, и та и другая.

Бог и кесарь

Статью об этом — «Бог и кесарь в Америке» — еще в 2012 году напечатал один из солиднейших американских «толстых журналов» — Foreign Affairs. Авторы — профессора Нотр-Дамского и Гарвардского университетов Дэвид Кэмпбелл и Роберт Патнэм — утверждали, что в 1980 году президент-республиканец Рональд Рейган сумел «оседлать» волну религиозности, поднявшуюся в ответ на «сексуальную революцию» 1960-х гг., когда в Америке «зажигало» поколение послевоенного бума рождаемости.

Чисто религиозная евангелическая составляющая контрволны с тех пор схлынула, а вот политическая — осталась. Подтверждением тому служит тот общеизвестный среди специалистов факт, что в последние десятилетия одна из главных линий политического размежевания в США проходит между теми, кто по меньшей мере раз в неделю посещает богослужения (конфессия при этом значения не имеет), и теми, кто этого не делает. И известное «Чайное» движение, родившееся при Обаме для противодействия его политике, — было и остается идеологической платформой прежде всего тех американских правых, которые выступают за усиление религиозного фактора в политике.

Следует признать, что у консерваторов есть свои «факты по вере». Им, например, крайне не нравится моральный релятивизм, насаждаемый в современной Америке под видом политкорректности. Они убеждены, что порядочный человек обязан сознавать различие между правдой и ложью, добром и злом и жить по совести. Они негодуют, когда даже верующих людей приучают к мысли, что никакого «греха» как бы и нет, а есть лишь «иная точка зрения».

При Трампе это идеологическое противостояние обострилось и по сути стало еще одним фронтом политической и идеологической «гражданской войны» между либералами и консерваторами. В защиту традиционных моральных и семейных ценностей публично выступил министр юстиции и генеральный прокурор страны воцерковленный католик Уильям Барр. В ответ его печатно обозвали негодяем и обвинили в том, будто он пытался отвлечь внимание от политических проблем своего босса и даже «превратить Бога в сообщника» президента-республиканца.

Выступая осенью 2019 года с лекцией о религиозной свободе в США в католическом Нотр-Дамском университете, Барр напомнил, что еще для «отцов-основателей» американского государства «основная угроза для республики исходила не от внешних врагов». «Центральный вопрос в долгосрочной перспективе сводился к тому, сможем ли мы управиться со [своей] свободой, — пояснил он. — Вопрос был в том, смогут ли граждане свободного общества сохранять моральную дисциплину и добропорядочность, необходимые для „выживания“ свободных институтов».

Министр указал, что «в классической христианской традиции» природа человека делает его способным творить как добро, так и зло, что порабощение собственными страстями «есть еще одна форма тирании». Он процитировал в этом контексте второго президента США Джона Адамса: «У нас нет правительства, вооруженного способностью справляться с человеческими страстями, не обуздываемыми моралью и религией. Наша конституция составлялась лишь для нравственных и набожных людей. Она совершенно непригодна для управления любыми другими».

«Мораль пикетчиков»

Барр напомнил, что мировоззрение христиан опирается на «две великие заповеди» — о почитании Бога и о любви к ближнему, то есть к людям. Замены им, способной заполнить «духовную пустоту» в общественной и личной жизни, не появилось и в современную эпоху, которую на Западе порой именуют «постхристианской».