Читать книгу "Королева ангелов - Грег Бир"

– Но он же Голдсмит, – заявила Кэрол.

– В физическом смысле, – согласился Ласкаль. – Господин Альбигони тоже отметил это. Когда Голдсмит впервые явился к нему после убийств и признался в содеянном, он описывал их, как сторонний наблюдатель. И он действительно изменился.

– Конечно, – сказал Мартин с растущим раздражением. – Но мы ходим вокруг да около неопалимой купины. В визио он говорит об одержимости богами. Об Эспаньоле. Я не знаю, каково в Эспаньоле нынешнее положение с вуду, как, впрочем, и с любой другой религией после того, как Ярдли победил. Но всем нам известно медицинское происхождение одержимости – богами или демонами, не важно.

Либо посредством восприятия элементов культуры, либо ввиду какой-то личной потребности, либо из сочетания обоих факторов образуется субличность, обычно как производное некоего таланта или способности. Субличность захватывает беспрецедентную власть над основной структурой личности, оттесняет ее и берет бразды правления. В период «одержимости» субличность полностью отсекает основную структуру личности от памяти и ощущений. А теперь послушайте. Возобновить показ визио.

Голдсмит оглядел море лиц, его лоб блестел от испарины.

«Дом – это место, где человек знает, кто он. Если он сунет палец в землю, то подключится. Боги поднимаются из земли или опускаются с неба и водворяются в его голове. Боги могут говорить устами его друзей. Его устами. Все связано. Я верю, что когда-то было такое время, платиновый век после золотого, и эта вера причиняет мне громадную боль… Потому что я не способен вернуться к этому. Единственные боги, говорящие во мне, если это можно так назвать, даже когда я пишу стихи, – это большие белые боги, боги науки и техники, боги, задающие вопросы и скептически выслушивающие ответы. Я черен только кожей; душа у меня белая. Я сую палец в землю и чувствую грязь. Я пишу стихи, но это попытки белого создавать черную поэзию. – Протестующие выкрики в аудитории; он поднимает руку. – Я знаю лучше. Мой народ вырвали из чрева Гвинеи, прежде чем он успел созреть. Работорговцы на побережье душ разрушили его культуру и расселили его племена и семьи. Эта рваная рана, следствие аборта целого народа, проходит континентальным разломом по всем поколениям до меня.

Итак, теперь мы интегрированы, мы действительно стали частью этой культуры, основанной столетия назад сторонниками абортов и рабства. Мы едины с нашими завоевателями, убийцами и насильниками – единая кровь… единая душа. Вот о чем я пишу. Битва окончена. Нас поглотили. Так есть ли на этом материке черный, который не был бы в душе белым? Я отправился в Эспаньолу, на Кубу, на Ямайку, чтобы найти истинных черных, черных до глубины души. И нашел мало. Я не стал искать их в Африке, ведь двадцатый век превратил ее в склеп. Чума, война и голод…

Если у Африки и был когда-то шанс вновь стать раем под названием Гвинея, то двадцатый век убил и этот шанс, и десятки миллионов людей заодно.

Посему я отправился в Карибский бассейн – и что же там нашел? В Эспаньоле, когда-то тоже опустошенной чумой и революцией, я нашел белого человека, подобного Дамбалле, любившему Эрзули, человека с душой, которая по справедливости должна была быть моей, с душой истинного черного. Он может воткнуть палец в землю и, не погрешая против истины, сказать, что токи Эспаньолы текут сквозь него. Его зовут полковник сэр Джон Ярдли. Когда я встретился с ним, мне показалось, что я смотрю на свой фотографический негатив – с точки зрения и внешнего, и внутреннего.

Когда он утвердился в Эспаньоле, остров после нескольких тяжелых и суровых лет расцвел под его властью. Он дал людям чувство собственного достоинства. Поэтому несправедливо называть его белым диктатором или сомневаться в его политической тактике. Так вот, во всем, что говорит и делает, он ведет отсчет от Гвинеи и оделяет ее наследием тех, кто раньше никогда о ней не слышал.

Я потерпел неудачу, но он преуспел».

– Выключить визио, – произнес Мартин. – Друзья, входя в Страну, мы с Кэрол будем знать лишь несколько обстоятельств, но крайне важных. Первое: Эмануэля Голдсмита по меньшей мере последние десятилетия раздирал внутриличностный конфликт. Я бы предположил, что даже дольше. И второе: в нем сформировалась субличность, в существенной степени напоминающая Джона Ярдли.

– Господи, надеюсь, нет, – сказал Карл Андерсон. – Голдсмит, кажется, считает Ярдли святым. Ни больше ни меньше.

– «Сомнение не свойственно нашим душам», – процитировала Кэрол. – Бхувани.

– Господин Ласкаль, скажите господину Альбигони, что через сорок пять минут мы введем Голдсмиту наноустройства, – сказал Мартин. – Ему следует быть здесь. Сегодня вечером мы сделаем инъекции наноустройств себе. Завтра рано утром мы сможем погрузиться в Страну.

– Я позвоню ему, – сказал Ласкаль и вышел из комнаты. Остальные отправились готовить операционную к следующему этапу. Кэрол осталась, развалилась во вращающемся кресле, взгромоздив скрещенные ноги на рабочий стол. Она пристально смотрела на Мартина, сжав губы, хотя в целом ее лицо было задумчивым и даже веселым.

– Он собирается поддерживать нас? – спросил Мартин Кэрол, показывая наконец свое раздражение.

– Кто? Ласкаль?

– Альбигони.

– Мартин, он потерял дочь. У него очень тяжелое время.

– Когда мы введем Голдсмиту наноустройства, будет сложно отступить. Надеюсь, он это понимает.

– Я об этом позабочусь.

– А кто об этом позаботится, когда мы будем в Стране?

Кэрол склонила голову.

– Я поговорю с ним перед нашей инъекцией, просто для надежности.

44

Чего можно ожидать от машинной души, органона самосознания? Не следует ожидать, что этот органон зеркально отразит наше «я». Мы возникли в результате исключительно естественных процессов; одним из великих достижений современной науки было устранение из наших объяснений необходимой отсылки к Богу или другим телеологизмам. Однако органон машинной души возникнет из сознательного человеческого замысла или некоторого дополнения к человеческому замыслу. Сознательный замысел может оказаться намного созидательнее естественной эволюции. Нам не следует ограничивать себя или ограничивать природу этих органонов, ибо тем самым мы рискуем возложить на них, наших величайших отпрысков, страшное бремя.

Бхувани. Искусственная душа

Клав> Доброе утро, Джилл.

! ДЖИЛЛ> Доброе утро, Роджер. Надеюсь, ты хорошо выспался.

Клав> Да. Извини, что я не смог поговорить с тобой. Я прочитал твой очерк. Он замечательный.

! ДЖИЛЛ> Теперь он кажется мне неуклюжим. Я не стала его переделывать, подумав, что тебе следует критиковать его исходный вариант. Я чувствую, что неспособна сделать это сама.

Клав> Что ж, сегодня утром у нас наверняка будет достаточно времени. АСИДАК не передает нам ничего, кроме технических подробностей. ЛитВиз сейчас гоняется за другой добычей. У тебя есть еще что сообщить, прежде чем мы обсудим твой очерк?