Читать книгу "Вся правда о русских. Два народа - Андрей Буровский"

В числе неофициальных европейцев могут оказываться и крестьяне — в том числе даже крепостные. Но русские европейцы отказывают им в праве быть «ровней» точно так же, как отказывают старообрядцам или казакам. Вся аргументация очень проста и сводится к перечислению чисто внешних, формальных различий:

— Нельзя же считать европейцами людей, не имеющих образования!

…Как будто все население Европы получило образование не менее чем в гимназии!

— Не знают французского!

…А во Франции простонародье пишет диссертации по русской грамматике.

— Они не знают элементарных вещей!

…Как и батраки во Франции, сельскохозяйственные рабочие в Англии.

— Они же дикие!

…А что такое дикость? Где границы дикости и цивилизованности? В чем они?

При этом русский европеец может относиться к туземцам очень хорошо — например, как к носителям каких-то «нужных» барину качеств. Но замечая или просто выдумывая эти качества, барин ни за что не заметит того, что делает крестьян европейцами.

Лев Толстой очень хорошо описывает, как помещик Левин, несмотря на самые замечательные намерения, еле-еле сводит концы с концами. Для Левина было важно, чтобы «каждый работник сработал как можно больше, и притом… старался не сломать веялки, конных граблей, молотилки, чтоб он обдумывал то, что он делает; работнику же хотелось работать как можно приятнее, с отдыхом, и главное — беззаботно и забывшись, не размышляя».[136]

В результате «он посылал скосить клевер на сено, выбрав плохие десятины… — ему скашивали подряд лучшие семянные десятины, и оправдываясь тем, что так сказал приказчик, и утешали его тем, что сено выйдет отличное; но он знал, что это происходило оттого, что эти десятины косить было легче. Он посылал сеноворошилку трясти сено — ее ломали на первых рядах, потому что скучно мужику было сидеть на козлах, под махающими над ним крыльями. Все это делалось только потому, что всем хотелось весело и беззаботно работать».[137]

Лев Толстой извел немало чернил, доказывая: это национальная черта! Но словно в насмешку над собой тут же выводит семью мужиков, которые ведут рациональное хозяйство и делают то, чего Левин никак не может заставить.[138]

Из истории известно, что одновременно с мужиками, которые ломали косилки Левину, жили и мужики-предприниматели. И мужики — превосходные работники. Легендарный Левша, подковавший блоху, — старший современник этих убежденных бездельников.

Противоречие!

Исключения? Или не совсем?

История сохранила множество примеров того, как туземцы — стоит им дать хоть какую-то возможность — проявляют совсем неплохие качества и легко сами становятся европейцами. Наверное, бывали и случаи, когда крестьянских ребятишек воспитывали вместе с дворянскими, но они не проявили никаких способностей и личных качеств. Бывало, конечно!

Совершенно отвратительно вела себя крепостная любовница Пушкина, Ольга Калинина: выклянчивала себе и своим родственникам вольную, канючила, прося об услугах, выпрашивала и враньем вымогала деньги, и так далее. Прямо скажем — рабыня, и поведение лукавой рабыни без чести, без собственного достоинства. Общаясь с ней, Александр Сергеевич как раз написал «Сказку о рыбаке и рыбке», где вывел Ольгу в виде старухи-рыбачки{14}.

Но, во-первых, чем поведение Ольги отличается от поведения дворян — блестящих петербургских гвардейцев? Тех, что спали и видели, как бы им «попасть в случай», пополнить собой мужской гарем очередной императрицы, Елизаветы или Екатерины. Эти-то чем лучше: дворяне, мужчины, офицеры, гвардия?

Во-вторых, никто и не пытался рассказывать сказки, что народ русских туземцев — это такое племя гигантов духа и ангелов по своим личным качествам. Было очень и очень даже всякое. Главное — история помнит имена многих по заслугам знаменитых, сделавших очень много выходцев из русских туземцев.

Из них — и знаменитый Иван Петрович Кулибин (1735–1818): автор более чем сорока изобретений, в числе которых проект арочного моста через Неву, паровой машины — за полвека до англичанина Уатта!

А кто он, своим трудом и талантом ставший в ряды самых известных русских XVIII столетия? Он — сын мелкого торговца из Нижнего Новгорода. Не крепостной, но и явный туземец из провинциального города. Представитель податного сословия — бороду не брил, подушную подать платил, к дворянам должен был обращаться стоя и с «превосходительством».

К сожалению, я ничего не знаю о человеке, который первым в мире начал давить из подсолнечника подсолнечное масло. А был это некий Бокарев — крепостной крестьянин слободы Алексеевка Бирючинского уезда Воронежской губернии. В 1835 году он приспособил жом для выжимки масла из семян рыжика для семян подсолнечника… До него подсолнечник разводили только для декоративных целей да щелкали семечки. Бокарев заметил, что в семечках много масла, попробовал давить… Дело оказалось таким выгодным, что с тех пор подсолнечник завоевал весь мир, а вот площади под культурой рыжика сильно поуменьшились.

Жаль, что о судьбе Бокарева я не знаю совершенно ничего.

Глядя на Казанский собор и Горный институт в Петербурге, трудно поверить — это построил человек, до 26 лет бывший крепостным мужиком. Правда, Андрею Никифоровичу Воронихину повезло — в родном селе Усолье Пермской губернии он не был с самого босоногого детства. Владелец Воронихина был разумен, добр, щедр и 17-летнего способного парня отправил учиться на художника. Тот и учился в Петербурге и за границей, а в 1786 году был выкуплен почитателями его таланта.

Уже под конец жизни, в начале XIX века, построил он эти потрясающие здания: Казанский собор и Горный институт. Творчество Воронихина — и его постройки, и написанные им портреты — считается одной из вершин русской и мировой архитектуры.

Воронихину повезло — он всю жизнь прожил в среде образованных и умных людей, ценивших его талант и уважавших в нем человеческую личность. Вероятно, были трудности со знанием языков, обычные сложности интеллигента первого поколения. Но Андрей Никифорович не побывал под розгами на барской конюшне, не ломал шапку и не бросался в ноги, не был сослан в дальнюю деревню на барщину. А ведь мог бы… Это — повезло с барином, который дал образование, а потом согласился выкупить. У Воронихина был барин, с которым он пил кофе и вел умные беседы об искусстве; этому барину он был, судя по всему, искренне благодарен и уже вольным рисовал виды дворца и дачи Строганова под Петербургом; а за акварель «Вид картинной галереи в Строгановском дворце» получил звание академика.