Читать книгу "Кочевая кровь - Геннадий Сорокин"

– Что ты мелешь! – воскликнула крыса человеческим голосом. – Ты видел, как монастырские крысы живут? Они жируют! Им паломники горы объедков оставляют, у них животы по полу волочатся, а ты – жрать нечего! Отдай Андрею пустые бутылки, а корку оставь мне.

– Ну, вы это, – засмущался я, – разбирайтесь тут без меня. Я пошел.

Я поднялся к себе в комнату, посмотрел на окно и чуть не завыл от отчаяния – посреди окна створки рамы сходились в переплет, делящий окно пополам.

«Я самый никудышный папаша на свете! – осознал я. – Створки сходятся в одну линию, в одну полоску. Одна полоска должна быть спереди, а две, полукругом, сзади. Я надел девочке колготки задом наперед, вот она и капризничала, а я-то поддать ей хотел! Это мне надо по заднице врезать, чтобы я на всю жизнь запомнил: на колготках один шов спереди, а два – сзади».

Я подошел к окну. На дереве сидела большая черная ворона или ворон – у них не понять, кто есть кто. У снегирей все ясно с первого взгляда: алая грудка – самец, серая, невзрачная птичка – его жена.

Я открыл окно, положил корку хлеба на подоконник.

– Ешь, товарищ!

Дверь в комнату распахнулась, и вошел ворон. Ростом он был метра полтора, коренастый, крепкий. Во рту ворон держал кусок сыра, под мышкой бутылку водки с сургучной головкой.

– Бог подал? – кивнул я на сыр.

– Подаст он, держи карман шире! – положив сыр на стол, ответил ворон. – В магазине спер, пока продавщицы о перестройке спорили. У тебя стаканы есть, из чего пить будем?

Я полез в посудный шкаф, а ворон, нарезая закуску, недовольно бурчал:

– Ты про какого бога спрашивал? Ваш, человеческий бог, воронами не интересуется, а у нашего своих забот полно. Умеешь такую бутылку открывать? Смотри и учись!

Ворон взболтнул водку, хлопнул крылом по донышку, пробка вылетела вместе с сургучом.

– Я еще в тридцать втором году у трактористов подсмотрел, как надо бутылки с сургучными головками открывать. Ну что, вздрогнем? Пей залпом, это водка довоенного разлива, она крепче, чем нынче делают.

Мы выпили, закусили твердым ноздреватым сыром.

– Тебе сколько лет? – спросил я собутыльника.

– Сто двадцать, я молодой еще. Мы, вороны, по триста лет живем.

– Прикинь, брат, как я опростоволосился: девочке колготки задом наперед надел.

– Мне бы твои заботы. У тебя сколько детей? Одна девочка?

– Утром еще мальчик был, но я не знаю, куда он делся.

– Может быть, ты его в другой детский сад отвел? Я как-то видел такую картину: мужик напился и перепутал детские сады. Пришел в чужой детсад ребенка забирать, а его нет! Воспитательницы бы и рады ему кого-нибудь подсунуть, а всех детей уже разобрали, некого отдавать. Но разве это заботы! – ворон вознес крылья к потолку. – Один, два ребенка – это так, для разминки. У меня их каждый год по шесть ртов вылупляется, все кушать требуют, а как их одному прокормить? Принесешь червяка, жена начинает скрипеть: «Почему одного принес? Где ты такую тощую мышь нашел? Размочи корку в луже, не сухарями же детей кормить!», а сама только и смотрит, как бы кусок пожирнее отхватить.

– Ты все триста лет с одной женой живешь или лет через пятьдесят меняешь?

– Каждый год с новой женой гнездо вью. Чем старше становлюсь, тем моложе подыскиваю. У нас обычай такой – молодежь на старухах тренируется, а солидные мужчины с молоденькими воронами крутят.

– Объясни мне, зачем надо девочке косички заплетать? У нее волосики жидкие, косички тонкие получаются, как мышиные хвостики. Разве нельзя ей модельную стрижку сделать?

– Нельзя. Обычай такой – пока девочка первый лифчик не примерит, она должна с косичками ходить. Ты думаешь, почему девчонки так любят себя в зеркало рассматривать? Ждут, когда грудь вырастет, чтобы от косичек избавиться.

– Я завтра же отведу ее к парикмахеру.

– Ничего не получится, – возразил ворон. – Первый раз к парикмахеру девочку должна отвести мать, с тобой даже никто разговаривать не станет.

Мы выпили еще, я захмелел.

– Ты знаешь, – откровенно сказал я ворону, – я уже внутренне смирился, что эта капризная девочка – моя дочь. Никуда я от нее не денусь: буду заплетать ей дурацкие косички, покупать говорящих кукол в «Детском мире», буду с ней в заброшенном парке белок кормить. Но я не пойму: как жить дальше? Я не люблю ее мать, а она не любит меня. Я не могу создать с ней семью, а жить вместе только ради общего ребенка – это условность, это путь в никуда. Я точно знаю – меня ждет встреча с другой женщиной, а тут ребенок встал на пути, и не объехать его, не обойти.

Здание задрожало, как при землетрясении.

– Что случилось? – встревоженно спросил ворон.

– Старуха Зульмат общагу трясет, – догадался я. – Хочет меня под обломками похоронить.

– Ты как хочешь, а я пошел!

Ворон открыл окно и вылетел на улицу.

Старухе не удалось разрушить общежитие, тогда она расплавила два первых этажа, и я опустился вниз до самой земли и оказался в своей комнате в Верх-Иланске. За окном по улице пастух гнал стадо, за моей спиной гремела посудой женщина, моя жена.

Стадо было огромное, тысяч сто голов, не меньше. Коров в него согнали со всей Сибири, и теперь они, мыча и звеня колокольчиками, шли бесконечным потоком по улице, а я боялся обернуться и посмотреть – на ком же я женился в конечном итоге? На Наташке, на Колосовой или на Светке? На ком из них?

Не только мне было тяжко этой ночью. Лене Меркушину тоже пришлось несладко. Он так и не оправился после удара, нанесенного беспощадной Натальей. Поняв, что зашел в жизненный тупик, Меркушин поднялся в туалет на пятый этаж, открыл окно и выбросился на асфальт. На его похороны никто из нашего отдела не пошел. Предательство у ментов не в чести, колдовство – не отговорка.

Глава 30. Расклад

В субботу я выступал на закрытом совещании в областном УВД.

– Специфика всех племен люли в том, что они не имеют своей родины, они везде в гостях. Все народы считают люли цыганами, а цыгане считают люли таджиками. Сами люли считают себя отдельной нацией, не имеющей никакого отношения ни к цыганам, ни к народам Средней Азии. Обособленный образ жизни в племенах люли стал основой для формирования у них своих, специфических законов.

– Андрей Николаевич, – перебил меня Комаров, – давайте не будем заново повторять то, что мы уже все прекрасно знаем.

– Хорошо, – согласился я. – Но еще одно отступление мне все-таки придется сделать. Люли не настолько обособленный народ, чтобы на нем не сказывалось воздействие окружающего мира. Скажем, живут на острове Новая Гвинея племена папуасов. Они что тысячу лет назад добывали огонь трением, что сейчас. Папуасы скрыты от окружающего мира непроходимыми джунглями, а люли живут среди нас. Огонь трением они не добывают, но электричеством не пользуются. Сейчас я объясню, для чего нужны все мои отступления.