Читать книгу "Последняя из амазонок - Стивен Прессфилд"

За створами ворот спешно возводились валы и завалы. Наши землекопы упорно подводили под стены туннели, но враги запускали в подземные ходы пчёл и шершней, а однажды выпустили медведя — не знаю уж, откуда они его взяли.

К шестьдесят первому дню осады наши халибы и башенники соорудили колоссальную штурмовую машину, двигавшуюся на катках в рост человека, под защитным дубовым покрытием толщиной почти в локоть и в двадцать четыре локтя высотой.

На крыше машины находились укрытия для шестидесяти лучников, стрелы которых могли снести врага с парапетов, тогда как находившийся под навесом чудовищной длины таран с бронзовым наконечником, приводимый в движение двумя командами по сорок человек, казался способным разнести створы любых ворот. Чудовищное, обитое железом сооружение тащили по склону четыре сотни лошадей.

Когда эта махина тронулась с места, всё наше войско разразилось радостными восклицаниями и улюлюканьем. Враги, в свою очередь, ответили со стен воплями ярости и ужаса.

Колоссальная машина ползла вверх по склону. Афинские баллисты осыпали её «скорпионами» и «жареными яйцами», но все их снаряды отскакивали от железных пластин, не причиняя им ни малейшего вреда. Даже воительницы тал Кирте, не слишком жаловавшие всевозможные механические устройства, влюбились в это смертоносное чудо. Вместе со всеми мы вопили от восторга, дожидаясь того момента, когда могучий таран разнесёт в щепки ворота и мы ринемся в пролом.

Но Тесей, этот змей, снова перехитрил нас. Ночью он выслал за стены своих землекопов, и они прорыли каверну под тем самым местом, где предстояло пройти гигантской машине. Надо отдать должное халибам: они предвидели такую возможность и выслали вперёд отважного парнишку, который, положив щит на землю, стал простукивать его, чтобы по звуку выявить пустоты. Увы, злосчастный выстрел (злосчастный для нас, но удачный для врага) вывел его из строя. К тому времени, когда товарищи оттащили раненного в ногу смельчака на безопасное расстояние, машина была уже в двадцати пяти локтях от стены и менять что-либо было поздно.

Я находилась позади и слева, когда передние катки с треском провалились в подземную полость. Тридцать скрученных канатов лопнули как один, многие лошади попадали с ног. Бронированное чудовище зарылось носом в отверзшийся ров. Некоторых стрелков толчком сбросило наземь, другие заметались по крыше. Машина проседала всё глубже, брёвна её каркаса ломались с грохотом и треском, который, впрочем, перекрывался ликующими криками высыпавших на стены афинян.

Когда же наконец это чудо механики перевернулось и развалилось, от одобрительных криков не удержались даже наши. Конечно, мы в буквальном смысле слова с треском провалились, но зато зрелище было бесподобным.

Таков был итог всего дня, ночью же мы нашли себе другое развлечение: блокировали передовые вражеские укрепления. Дело в том, что, когда враг был отброшен за Полукольцо, несколько опорных пунктов снаружи — иные всего в ста двадцати локтях от стены — устояли и оказались в нашем окружении.

С наступлением темноты афиняне совершали вылазки, стараясь передать своим товарищам припасы и воду, мы же, углядев таких гонцов, бросались наперехват. Этих бегунов мы прозвали «кроликами». Стрельба велась с обеих сторон: наши выпускали стрелы в «кроликов», эллины — в наших стрелков; однако в темноте эти стрелы нечасто достигали цели.

Окружённые на своих каменных островках эллины сбрасывали сумевшим проскочить «кроликам» верёвки и втягивали их наверх вместе с их ношей. Каждая такая удача сопровождалась радостными воплями осаждённых. С другой стороны, наши бойцы, поддерживаемые воплями амазонок и скифов, выскакивали на простреливаемое пространство и делали всё, чтобы не дать «кроликам» добраться до цели.

Особенно изводили наших двое самых храбрых и быстроногих юношей, которых у нас прозвали Пауком и Бегунком. За их шкуры была назначена награда. Многие безуспешно пытались поймать одного из этих ловкачей, а больше всех усердствовала наша сорвиголова Барахло. Однажды ночью она промахнулась по Пауку почти в упор и, высмеянная подругами, стала охотиться за ним прямо-таки с безумным рвением.

Наконец, спрыгнув с коня, она перехватила его в тот момент, когда товарищи уже затаскивали его наверх. Парень брыкался и пинался, но она вцепилась в него так, что эллины подтянули к гребню стены обоих. Получив несколько раз по шлему камнями, она разжала хватку и, шмякнувшись с высоты восемнадцати локтей, прокатилась ещё локтей шестьдесят вниз по склону.

Интересно, что, когда наша героиня, целая и невредимая, поднялась на ноги, приветственные крики раздались с обеих сторон.

Так или иначе, осада велась столь же неустанно, сколь и безрезультатно.

Я перебралась в главный лагерь на холме Ареса, но в свою постель Элевтера меня не позвала: этой чести была удостоена Барахлошка. Я удовлетворилась этим, хотя не вполне понимала, зачем в таком случае меня призвали в число соратниц. Шли дни, а Элевтера не обращалась ко мне ни с единым словом, хотя и от себя не отпускала. Однажды, оставшись с ней наедине, я поинтересовалась, зачем она приблизила меня к себе, коль скоро не видит во мне ни возлюбленную, ни советницу.

— Ты воительница, — заявила она, как будто это всё объясняло.

Как-то ночью я обходила линии вместе с ней.

— Видишь ту стену, Селена? Никакой осадной машине с ней не справиться: мы должны взять её сами, лобовой атакой.

Полукольцо высилось впереди, в такой близости, что нам стоило остерегаться Тесеевых стрелков, особенно критян, меткость которых дорого обошлась многим из нападавших.

— Однако какова будет цена?

И впрямь, такой штурм обещал обернуться страшными потерями.

— Как-то на днях, — продолжила Элевтера, — я тут расшумелась насчёт того, что стану ломать негнущиеся шеи. — Она рассмеялась. — Это, конечно, сгоряча. Дисциплина необходима, но таким воительницам, как наши девы, силой её не привить. Их нужно воспитывать, как детей или лошадей. И убеждать не словом, а делом. Я должна устроить для них впечатляющее представление.

В течение десяти дней Элевтера выстраивала перед стенами «отряд Антиопы» — особый отряд, должность командира которого оставалась вакантной до возвращения бывшей царицы к своему народу. Впереди отряда всякий раз выводили Хлебокрада в боевой сбруе, но с пустым седлом. Глашатаи при этом не высылались, никаких объявлений не делалось: тысяча дев просто сидели в сёдлах на виду у защитников стены и ждали.

Афиняне не реагировали. Точнее, реагировали, но не стрельбой или бранью: они смыкали ряды на стенах и смотрели на нас.

Антиопа не появилась ни в первый день, ни во второй, ни в третий, ни в четвёртый. Отряд стоял неподвижно от рассвета до сумерек, в полной тишине, которую нарушали лишь мочившиеся и испражнявшиеся не сходя с места лошади. Бывало, что от жары и духоты всадница падала в обморок; в таком случае она лежала на камнях, пока не приходила в себя или пока наступление ночи не позволяло отряду, покидая позиции, унести её с собой.