Читать книгу "Национализм как политическая идеология. Учебное пособие - Владимир Малахов"

Третий пример удачной сецессии, совершившейся после Второй мировой войны, — образование в 2001 г. государства Восточный Тимор. Это могло случиться только потому, что оккупация последнего Индонезией никогда не была признана международным сообществом.

Западная часть острова Тимор была голландской колонией и после деколонизации стала частью Индонезии. Восточный Тимор был колонией Португалии. В 1960 г. Генеральная Ассамблея ООН внесла Восточный Тимор в список «несамоуправляющихся территорий». В 1974 г. Португалия, признав право на самоуправление и независимость своих бывших колоний, попыталась создать здесь временное правительство и парламент, которые должны были определить политический статус Восточного Тимора. Этому воспрепятствовала сначала гражданская война между сторонниками независимости и сторонниками присоединения к Индонезии, а затем оккупация этой территории Индонезией. Начиная с 1977 г., Португалия как государство, которое согласно мандату ООН управляло данной несамоуправляющейся территорией, ежегодно информировала Генерального секретаря о том, что «ей продолжают мешать ответственно управлять Территорией из-за незаконной оккупации ее третьей страной»[353].

Наконец, последний пример признанной международным сообществом сецессии — «бархатный раздел» Чехословакии на Чешскую Республику и Республику Словакия, произошедший по договоренности между Прагой и Братиславой.

3. «Реформаторский национализм» — проблематичное понятие. В современных условиях крайне трудно определить, в какой мере националисты, декларирующие свою приверженность социально-экономическим реформам, действительно нацелены на реформирование, а в какой — на голое удержание власти. Тем не менее можно назвать несколько случаев, в которых реформаторские функции националистических идеологий бесспорны. Это, во-первых, три страны Ближнего и Среднего Востока: Турция, Египет и Иран. В каждой из них национализм служил идеологическим обеспечением модернизации и секуляризации общества и помогал противостоять давлению панисламизма. Во-вторых, это ряд государств Восточной Азии: Япония, Южная Корея, Тайвань и Сингапур. Во всех этих странах национализм лежал в основе консолидации масс, необходимой для экономического рывка. Без опоры на мобилизационный потенциал национализма успех «азиатских тигров» в соревновании за выход в число передовых стран вряд ли стал бы возможным.

Классическую иллюстрацию реформаторского национализма представляет собой кемализм (по имени лидера Мустафы Кемаля). М. Кемаль умело сочетал турецкий национализм с вестернизацией. Ставка на национализм выражалась в резком отмежевании от имперского прошлого Турции и противодействии европейскому империализму. Во время Первой мировой войны возглавляемая им Республиканская народная партия выдвигала, наряду с антизападными лозунгами, лозунг «Турция для турок!». В этот период М. Кемаль, как и большинство представителей движения «младотурков», стоял на позициях пантюркизма. Однако, придя к власти, он отбросил экспансионистскую риторику и сосредоточился на коренном преобразовании турецкого общества. Это преобразование включало в себя три основных компонента: секуляризацию, массовое образование и экономическую модернизацию. Религия строго отделяется от государства. Строятся школы, которые позволяют преодолеть почти поголовную неграмотность. Развивается промышленность, что приводит к формированию национальной буржуазии. (В Османской империи турецкое население почти полностью состояло из крестьян — среди турок практически не было ни торговцев, ни ремесленников). Свои реформы Ататюрк навязывал силой, методично искореняя те формы жизни, которые препятствовали модернизации общества. Арабская графика заменяется латиницей, традиционная одежда — европейской, в сферу права вводятся западные, основанные на римском праве кодексы. В 1924 г. столица переносится из Стамбула в Анкару, в 1929 г. из учебных программ университетов изымаются арабский и персидский языки — в пользу латыни и греческого[354].

В то же время Ататюрк вкладывал средства в развитие исторической, археологической и антропологической наук, на которые возлагалась задача проследить древние корни «турецкой нации» и ее уникальный вклад в развитие мировой цивилизации[355].

Попытки полностью вытеснить религиозную (исламскую) идентичность национальной привели к неоднозначным последствиям. С одной стороны, Турция в течение жизни нескольких поколений превратилась в весьма глубоко секуляризированную страну. Турция интегрирована в европейские структуры безопасности (с 1952 г. она является членом НАТО). С другой стороны, в результате реакции сил, опиравшихся на традиционные ценности, возникают — несмотря на репрессии властей — исламские партии и движения. Их влияние на массы растет, и политические элиты не могут с этим не считаться.

В итоге складывается специфическая ситуация (впрочем, очень напоминающая ситуацию в Египте): автономным политическим институтом оказывается армия. Первый военный переворот в Турции был совершен в 1960 г., второй — в 1971 г., третий — в 1980 г. В 1980 г. военные ввели прямое правление, сначала запретив, а затем распустив все политические партии. В 1982 г. под давлением военных была принята Конституция, закрепившая отделение религии от государства. Переход к гражданскому правлению произошел в 1983 г. Однако по сей день именно военные, жестко ориентированные на наследие кемализма, приводят к (или, напротив, отстраняют от) власти то или иное гражданское правительство. В июле 1997 г. военные вынудили уйти в отставку премьер-министра Некметтина Эрбакана, представлявшего исламистскую Партию благоденствия (Рефах).

Рефах одержал победу на парламентских выборах в декабре 1995 г., набрав более 21 % голосов и оттеснив на второе и третье места Партию отечества и Партию верного пути. Поскольку для формирования однопартийного правительства у Рефах не хватало мандатов, речь могла идти только о коалиционном правительстве. Поначалу никто не хотел вступать в коалицию с исламистами, и Эрбакану удалось сформировать кабинет лишь к лету 1997 г. Таким образом, исламисты успели пробыть у власти 11 месяцев. За это время они превратили в мечеть один крупный музей, попытались ввести обязательное ношение женщинами паранджи, открыли ряд новых исламских центров и газет и чуть было не сорвали совместных с НАТО военных учений.

Однако на последних выборах года умеренные исламисты вновь одержали победу: после отставки кабинета в марте 2003 г. правительство возглавил лидер Партии справедливости и развития Реджеп Тайтип Эрдоган. Это породило определенное напряжение среди армейского руководства, а также вызвало и опасения у партнеров Турции по НАТО. Опасения, правда, оказались преувеличенными. Ориентация турецких элит на интеграцию с Западом оказалась сильнее. «Настойчивая недооценка Европой турецкого желания присоединиться к Европейскому союзу может способствовать действиям радикальных исламистов, — отмечает исследователь, — однако даже в случае прихода радикальных исламистов к власти борьба кемалистов за европеизацию страны не прекратится»[356]. По мнению М. Шахинлера, поддержка кемализма в современной Турции — явление массовое. Выбор в пользу лаицизма и модернизации — выбор народа, а не только политических элит. Суждение небесспорное, если принять во внимание роль армии, о которой мы только что говорили.