Читать книгу "Черные крылья - Эд Макдональд"

Я уже понял, что все кончено и не осталось ни малейшей надежды. Но одно дело – умозаключить, а второе – увидеть своими глазами. От бессильной злости и отчаяния у меня чуть не навернулись слезы на глаза. Но я взял себя в руки, скрипнул от злости зубами. На сопли нет времени. Как и никогда не было. Сейчас мне нужно прикончить одного монстра.

Среди чудовищного разрушения мушкеты казались жалкими игрушками, снежками против целой лавины. Тихий голос рассудка, упорно отгоняемый раньше, выбрался наружу и указал, что следовало бы возвращаться. Голос увещевал, советовал прислушаться к собственному нутру, к болящим от напряжения мышцам на шее, к тошному кому, застрявшему где-то у желудка. Голос твердил: это не твоя ответственность, не твоя война. И умолял: «Беги, прошу, беги!»

Но я давно уже приучился не обращать внимания на голос здравого смысла. Единственный выход из зала – лестница за аркой, ведущая глубоко вниз. Там – сердце Машины.

А мое хотело выскочить из груди и убежать.

Идти против «малыша» в одиночку – плохая идея. Но провалиться мне на месте, если я допущу монстра к ядру. Он уже вторгался в мой разум на Двенадцатой станции. Он пытался убить меня и Эзабет. И пусть уже нет времени для надежды, еще осталось время для мести. Меня устроит и эта маленькая победа. Главное – успеть засадить свинцовый шар в мозг. Иногда этого хватает, чтобы убить «малыша». Если что, у меня есть и вторая попытка.

Я шел по кровавым следам под холодным светом фос-ламп. Две пары ног – маленькие и большие. Железные двери лишь ненадолго задержали гостей – двери либо выворотило, либо вообще разметало по кусочкам, усыпавшим тесные коридоры. Цитадель строилась для того, чтобы защитить Машину. Интересно, что сам Нолл имел в виду, строя крепость? Наверное же, он представлял коридоры, заполненные солдатами и боевыми спиннерами? Кривые проходы, лестницы – масса мест, где один солдат с легкостью остановит толпу. Однако Нолл не предвидел близорукую жадность князей. Он надеялся, что люди соблюдут оставленные им правила. Типичная ошибка великих.

Я выглянул за очередной угол, держа мушкет наготове. Никого. Я так привык к рассыпанным повсюду телам, что нервничал от их отсутствия. Конец дороги? Со лба катился пот, щипал глаза. В рот словно насыпали песка, в глотке – комок свинцового льда. Здравый смысл отчаянно вопил: «Это самоубийство!!!» Я в этом не сомневался – но зачем-то шел вперед. Битва проиграна, война окончилась. Драджи выиграли, Дортмарк стал частью Дхьяры. Но отчего-то я не мог смириться.

Я поверю в наше поражение, когда скончаюсь. Да и то не обязательно. Пока могу шипеть и плеваться – я в драке. Я кое-что должен и Эроно, и Тноте, и всем мужчинам, женщинам и детям, отдавшим все до меня. В конце концов от нас остается лишь память. Я лучше сдохну, вопя и кусаясь, чем утону в тихом отчаянии, смирившись с поражением. И, вопреки всему, я продолжал надеяться на Эзабет Танза.

Черт, я еще жив.

Я шмыгнул за очередной угол – и вот оба передо мной. Первый – «малыш», встреченный впервые на Двенадцатой станции, преследовавший нас в Мод, советовавший Эроно замучить меня. Ему прострелили руку, но мелкий ублюдок не обращал внимания. Рядом – длинный тощий генерал Йонович. Оба глядели на огромную круглую дверь, испещренную символами.

– Как же ты можешь не знать? – тихо выговорил «малыш».

Такой странный для маленького тела мудрый усталый голос.

– Никто из нас не знал, – напряженно прошептал Йонович.

– Должен быть способ открыть дверь, – сказал «малыш», шевельнул пальцами, и, неистово вопя, генерал упал на колени.

Кровь полилась из носа, уголков глаз, ушей. Психочерви вгрызлись глубоко. Генерал полностью подчинился.

Под бешеный стук сердца я отступил назад, за угол. Если промажу, если не попаду прямо в центр мозга, то отправлюсь туда же, куда и Командный совет. Пуля в тело, даже в сердце, не остановит тварь. «Малыши» используют свои органы не так, как смертные. Если пуля не в мозг – я разделюсь пополам, как прочие бедолаги на пути к ядру Машины.

– Лорд Шавада требует ответа! – процедил «малыш».

Йонович дико завопил. Я рискнул выглянуть. Генерал бился на полу, словно лосось на берегу, выгибаясь, дергая руками и ногами. Нагрудный знак с полумесяцем свалился с генеральских плеч и покатился по камням пола.

– Я должен знать! Скажи мне!

Вопли стихли. Наверное, «малыш» перегнул палку.

– Вне зависимости от того, какие чары наложил на нее Безымянный, дверь есть дверь, – заключил он. – Должен быть способ открыть ее. Должна быть последовательность.

Круглую дверь покрывали небольшие, в пол-ладони диски, на каждом – вырезанное стилизованное изображение. Всего с полсотни их.

– А что случится, если я наберу не ту последовательность? – осведомился «малыш».

Риторический вопрос. Чудовище нервничает. Настолько сложный магический замок вряд ли вежливо попросит удалиться. Безымянные не славятся гуманностью.

Тук-тук-тук в груди, кап-кап-кап вдоль хребта. Я глубоко вдохнул, проверил, правильно ли установлен фитиль. Надо сделать последний шаг. И выстрелить. Не за Дортмарк, не за Венцера, не за бесчисленные тысячи людей, которых превратят в драджей. Просто вокруг – мой гребаный город и чертова Машина, а «малыш» – гребаный агрессор, язва, грязь на моих стенах.

Я прижал приклад к плечу и шагнул за угол, прицелился ниже, чтобы учесть отдачу.

Бухнул порох на полке, мушкет лягнул меня в плечо, в застоялом воздухе заклубился густой белый дым, полностью закрывший обзор. Я отшвырнул разряженное оружие, подхватил второй мушкет, кинулся вперед. Я попал ублюдку прямо в лицо. Но, судя по крику, «малыш» не сдох. Хоть на месте глаз возникла дыра шириной в ладонь, ее оказалось мало. Он привалился спиной к стене, завыл от боли. Я занес приклад, но тут на меня бросился Йонович. Я заслонился мушкетом, генерал впечатал меня в стену. Сильный человек, настоящий солдат. Но психочерви завладели им целиком. Мы взялись рвать друг у друга мушкет, я хряснул генерала локтем в лицо раз и другой, заставляя бессильно мотаться его голову. Генерал не выпустил мушкет, полез за ножом. Я пнул Йоновича ногой в живот, отшвырнул, прицелился и замешкался. Остался один выстрел, а настоящий враг – не генерал.

«Малыш» вслепую хлестнул заклятием. Оно вспороло камень на стенах. Я умудрился отскочить. «Малыш», вереща от боли и ярости, хлестнул второй раз. Йонович зашатался, затем верхняя часть его торса свалилась на пол. Третье заклятие целиком ушло в коридор. А-а, безглазый выродок, ни черта не видишь? Это тебе за Эроно.

В отчаянии он хлестнул горизонтально – но я вовремя упал. Черт, наверное, хорошо слышно, как мое сердце норовит вылезти изо рта. Оно кажется громче, чем барабаны на крепостной стене.

«Малыш» дышал тяжело и хрипло. Юное лицо – к такому еще не прикасалась бритва – стало болезненно-желтого цвета, на месте глаз – багрово-черное месиво. Пот катился с него ручьями. Он приподнялся, оперся спиной о стену, сел, вытянув ноги. Как он терпит такую боль?