Читать книгу "Серп и молот против самурайского меча - Кирилл Черевко"

В заключение Лозовский предлагал занять более определенную позицию только в конце 1945 г. после денонсации пакта о нейтралитете[466].

Сходной точки зрения с акцентом на международное право придерживался Малик в своем докладе в НКИД СССР «К вопросу о японо-советских отношениях (в настоящее время и в свете перспектив войны на Тихом океане между Японией, США и Англией») от 21 июля 1944 г.

«В настоящее время Советский Союз имеет достаточно оснований, возможностей, законных интересов и обладает необходимым международным престижем для аргументации и решения послевоенных проблем в бассейне Тихого океана, — писал советский полпред в Японии. — Задача заключается в том, чтобы уже сейчас заняться этим вопросом, досконально изучить его в целом и по отдельным деталям, дабы своевременно подготовить строго продуманный и обоснованный план действий, предложений, международно-правовое обоснование и аргументацию (курсив мой. — К. Ч.). Советской стороне, с учетом пределов уступок требованиям союзников, в бассейне Тихого океана, возможно в связи с проблемами в Европе и в других частях света, поскольку проблема послевоенного устройства будет касаться Востока и Запада. Вполне допустимо, что принцип взаимосвязи между этими проблемами будет целесообразно применять, в частности, и в учете того положения, что Советскому Союзу, возможно, придется принимать участие в разрешении тихоокеанских проблем после поражения Японии, не будучи участником войны на Тихом океане и имея пакт о нейтралитете с Японией» (курсив мой. — К. Ч.)[467].

В докладе предлагался более подробный, чем в записке Лозовского, перечень вопросов, которые Советский Союз должен был разрешить в отношениях с Японией.

Из этих документов вряд ли следует, как это категорически утверждает Б.Н. Славинский, что «среди высших руководителей народного комиссариата иностранных дел СССР… существовало твердое убеждение, что не было оснований для вступления Советского Союза в войну против Японии», которое было противоположно мнению Сталина[468], за что некоторые из них подверглись гонениям и даже, как например Лозовский, умерший в тюрьме, репрессиям.

Точнее было бы считать, что они лишь предлагали не проявлять поспешность[469], допуская только возможность неучастия СССР в войне с Японией, причем не исключалась вероятность того, что Майский изменил свое мнение по этому вопросу, изложенное более чем за год до этого, на том основании, что Сталин включил его в состав советской делегации на Ялтинской конференции[470].

Крымская конференция открылась в Ялте 4 февраля 1945 г. В это время, развернув в январе мощное наступление, советские войска уже приближались к Берлину. Военные успехи союзников после контрнаступления германских войск в Арденнах и японских войск в Китае, несмотря на отступление Японии в войне на море, были менее весомыми. Для окончательной победы над Японией после кровопролитных сражений с ее четырехмиллионной армией в метрополии союзникам при их высадке туда зимой 1945–1946 гг., в соответствии с расчетами Объединенного комитета начальников штабов США, сделанными за две недели до встречи на высшем уровне в Ялте, могли бы понести потери до 1 млн. американских военнослужащих[471].

Эти обстоятельства способствовали значительным уступкам союзников Советскому Союзу как в европейских, так и в азиатских вопросах и той наиболее высокой степени сотрудничества, которая была достигнута союзниками в их совместных действиях против держав оси в годы Второй мировой войны.

В этих условиях заинтересованность союзников, прежде всего США, в скорейшем вступлении СССР в войну с Японией определила важность достижения согласия на этот счет, так же как и по европейским проблемам, на конференции в Ялте.

После обсуждения вопросов, связанных с разгромом Германии, 8 февраля в Ливадийском дворце Рузвельт заручился согласием Сталина на предоставление США авиабаз в Комсомольске-на-Амуре или в Николаевске для бомбардировок Японии. Последний не исключил возможности предоставить такие же базы также и на Камчатке, но оговорил, что это целесообразнее было бы сделать позднее, когда оттуда уедет японский консул, имевший намерение вернуться на родину.

Сталин согласился с просьбой собеседника о предоставлении возможности снабжать по морю необходимыми материалами американские авиабазы в Приамурье, но при этом исключил участие Советского Союза в оказании помощи США в войне с Японией, вплоть до собственного вступления СССР в эту войну на стороне союзников, спросив мнение Рузвельта о его политических условиях, которые он сообщил 14 декабря 1944 г. Гарриману.

Президент ответил, что «южная часть Сахалина и Курильские острова будут отданы Советскому Союзу» в конце войны.

На этом заседании «Сталин вежливо объяснил, — писал со слов члена делегации США адмирала У. Леги историк Ч. Уилмот: — „Я только хочу вернуть России то, что японцы отторгли у моей страны“ и что на это Рузвельт ответил: „Это представляется мне весьма обоснованным предложением нашего союзника. Русские хотят вернуть себе то, что у них было отторгнуто“.

Черчилль выслушал это с некоторым недоумением, так как однажды Рузвельт ему сказал, что он не может понять, как государство не требует никаких земель, когда оно может это сделать… Черчилль считал, что объяснения Рузвельта относятся не ко всем советским требованиям, ибо официально Курилы целиком никогда не принадлежали России»[472].

Получив по окончании этого заседания письменное подтверждение Рузвельта о его позиции по вопросу о Южном Сахалине и Курильских островах, Сталин, как вспоминал входивший в советскую делегацию на Крымской конференции А.А. Громыко (в то время посол СССР в США), не мог скрыть своего удовлетворения: «Он расхаживал по кабинету и повторял вслух: „Хорошо, хорошо!“[473].

Ответив на вопрос о будущей принадлежности Южного Сахалина и Курил, Рузвельт подтвердил также свое предложение, сделанное в Тегеране, чтобы Советский Союз получил порт Дайрен (Дальний) как свободный порт, умолчав о Порт-Артуре, поскольку он еще не беседовал по данному вопросу с Чан Кайши, так же как и по вопросу о статус-кво Внешней Монголии, т. е. о сохранении провозглашенной ею в 1921 г. фактической независимости от Китая, на чем настаивал Сталин, стремясь официально включить ее в советскую сферу влияния, вопреки китайско-монгольскому Кяхтинскому соглашению 1915 г., предоставлявшему ей автономию, но не независимость от Китая.