Читать книгу "Наука Ренессанса. Триумфальные открытия и достижения естествознания времен Парацельса и Галилея. 1450–1630 - Мари Боас Холл"

Если Галилей хотел спровоцировать Грасси, ему это удалось. Результатом стала неистовая критика Галилея и защита Аристотеля в работе «Астрономические и философские весы, на которых были взвешены идеи Галилео Галилея о кометах, так же как и те, что недавно представлены во Флорентийской академии Марио Гвидуччи и недавно опубликованы» (The Astronomical and Philosophical Balance, On which the Opinions of Galileo Galilei Regarding Comets are Weighed, as Well as Those Presented in the Florentine Academy by Mario Guiducci and Recently Published). Здесь Грасси попытался доказать, что кометы – реальные твердые тела, движущие вокруг Солнца по круговой орбите (более близкая к истине теория, чем у Галилея). Он также сделал попытку защитить теорию тепла Аристотеля и все ее ответвления, в том числе абсурдные. Отсюда подробный анализ природы тепла – лучшая часть «Пробирных дел мастера» (Il Saggiatore, 1623) – и безжалостный разнос, устроенный Галилеем своему неудачливому противнику[209]. Ответ Грасси «Подсчет весов для баланса» (A Reckoning of Weights for the Balance) оказался слишком скучным и невразумительным, чтобы с ним считаться.

Безусловно, испытывая эйфорию, Галилей имел и другие причины считать, что он выиграл важное сражение в борьбе за право свободно обсуждать научные теории. Хотя и опубликованный при спонсорстве Линчейской академии, Il Saggiatore был посвящен папе Урбану VIII, его одобрил кардинал Барберини, всегда испытывавший к Галилею дружеские чувства и посчитавший, что тот одержал блестящую победу над своим противником-иезуитом. Ситуация, казалось, складывалась весьма благоприятно для Галилея: папа был интеллектуалом и, судя по всему, не собирался слишком горячо защищать недалеких и предвзятых церковников. Поэтому ученый решил, что настал подходящий момент для личной встречи. Весной 1624 года Галилей отправился в Рим в надежде попытаться обеспечить свободу для обсуждения системы Коперника. Как и тринадцать лет назад, он вез с собой новый научный инструмент – сложный микроскоп, который использовал, чтобы открывать новые чудеса на Земле, как телескоп открывал новые диковины в небе[210]. Микроскоп привлек к себе интерес и доказал, что Галилей – все еще креативный ученый. Это было хорошо, поскольку Галилею был необходим весомый научный престиж для поддержки своих аргументов.

Оптимизм Галилея казался полностью оправданным. Он несколько раз встречался с папой Урбаном, был принят им с большой сердечностью, получил несколько образков с изображением «Агнус Деи» и много хороших советов. А главное, ему было предоставлено много возможностей для обсуждения проблем системы Коперника. Галилей спросил о возможном эффекте дальнейших физических аргументов в пользу Коперника. Предположим, если он сможет показать, что вращение Земли влияет на приливно-отливные явления, так что не придется прибегать к «оккультному» притяжению между Луной и земными морями, – будет ли это принято как решающее доказательство истинности системы Коперника? Предположительно именно в это время папа указал Галилею, что он не должен никогда, особенно в вопросах, граничащих с теологией, забывать, что слабый и подверженный ошибкам ум человека не всегда способен понять пути Господни. Даже если человеку кажется, что существует только один способ построения Вселенной, это вовсе не означает, что Господь создал Вселенную действительно именно так. Бога не сдерживают границы человеческого понимания. И если человек имеет неопровержимые доказательства движения Земли, из этого не следует, что Бог создал Землю движущейся. Как был ни поддерживал папа научные дискуссии, он все же был понтификом и был ответствен за спасение душ человеческих. Он решил, что открытая поддержка взглядов Коперника опасна, поскольку может вызвать сомнения в непогрешимости Священного Писания. Особенно это касалось дискуссий на итальянском языке, поскольку они были всем понятны. Было слишком просто полагать, что Галилей считает Священное Писание ошибочным, хотя он всего лишь говорит о необходимости иной трактовки. Простой обыватель, незнакомый с теологией и математикой, обязательно подумает, что, если астрономы говорят то, что противоречит написанному в Библии, и настаивают на своей правоте, значит, Библии больше нельзя доверять. Система Коперника – полезный математический аппарат; лучше оставить это как есть и никогда не обсуждать ее иначе как в качестве научной гипотезы. Для Галилея такого разрешения было достаточно, и он вернулся во Флоренцию, исполненный решимости сделать еще одну попытку защитить коперниковскую систему.

Еще в 1610 году Галилей пообещал миру большой космологический трактат, предварительно названный «Система мира». Его теория приливов должна была стать окончательным доводом в пользу движения Земли. Дополнительные аргументы могли быть предоставлены оптическими наблюдениями и собственными открытиями ученого. Теперь он приступил к написанию трактата – разумеется, на итальянском языке и в форме диалога. В эпоху юности Галилея литераторам нравилось создавать свои произведения в форме литературных и философских диалогов – на манер Платона. Кроме того, форма диалога давала больше возможностей высказать то, что он считал истиной, не раскрывая при этом собственные убеждения. Помимо критики взглядов противников Коперника, следовало доказать истинность его системы, чтобы больше ни у кого не осталось сомнений.

«Для меня самый быстрый и безопасный способ доказать, что позиция Коперника не противоречит Священному Писанию, – показать с помощью тысячи истин, что она истинна и что обратное ничем не подтверждается. Следовательно, поскольку две правды не могут противоречить друг другу, доктрина Коперника и Священное Писание пребывают в полной гармонии»[211].

Хотя Галилей рассматривал возможность того, что наука может заставить теологов признать, что в Библии далеко не все следует считать буквальной истиной, все время ему следовало помнить слова папы о том, что ни одно научное доказательство не имеет достаточной силы, чтобы заставить людей сказать: «Бог делал именно так, а не иначе». Задача оказалась непростой. И через год Галилей перестал писать и вместо этого стал экспериментировать с магнитами. Можно предположить, он был близок к использованию открытого Гилбертом земного магнетизма и потому хотел подтвердить его опыты. Но, отложив работу, обнаружил, что не так-то просто заняться ею снова, и сумел вернуться к ней только осенью 1629 года. На этот раз он завершил трактат за несколько месяцев.

Как и прежде, Галилей рассчитывал на публикацию своего труда в Риме с помощью Линчейской академии, и Чези согласился. Но нужна была лицензия, да и разрешение от папы было бы желательной предосторожностью. Галилей снова отправился в Рим и получил аудиенцию. Папа опять проявил дружелюбие и заверил ученого, что тот может свободно обсуждать систему Коперника, но только должен избегать теологии и не заявлять, что он доказал истинность того, что является не более чем гипотезой. И заголовок должен в полной мере отражать содержание трактата. В итоге было выбрано название «Диалог о двух главнейших системах мира» (Dialogo sopra i due Massimi Sistemi del Mondo, Tolemaico e Copernicano). А в предисловии необходимо указать на гипотетический характер аргументов в пользу Коперника. Учтя это, Галилей передал книгу цензорам. Те встревожились, но если сам папа дал разрешение, что они могли поделать? Только потребовать небольших переделок в предисловии и заключении. Предисловие было разрешено печатать позже, чем вся книга. Публикация не предполагала проблем, но случились досадные задержки: умер Чези, началась чума, а издалека контролировать работу оказалось невозможным. Было решено печатать книгу во Флоренции, но там свои цензоры, с которыми следовало договариваться. Так что в конце концов книга вышла в свет только в 1632 году.