Читать книгу "Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта - Андрей Степанов"

Цель была достигнута.

Он открыл глаза и понял, что никакого Синькина больше нет.

Над ним склонились двое – Малаша и Беда. Мухин, набрав в рот воды, брызгал ему в лицо.

– А где Кондрат? – спросил Силыч.

– В машину отвели, к батлеру.

– Зачем?

– Спекся он.

– Не понимаю я, Малаша.

– Ну сдулся, слился, спекся. Короче, нет его больше.

– Все равно не пойму, – помотал головой Силыч. – Расскажите, что было-то!

– В общем, как только пошло у вас это соревнование, – стал рассказывать Беда, – начало меня в сон клонить. И увидел я следующее. Опять врата ада – ну, вход в лифт под надписью «Выход есть всегда». А перед входом сидит на камне Кондрат. Ожидает, стало быть, оформления. Потом лифт открывается, и выходит оттуда еще один Кондрат. Первый встает, делает шаг ему навстречу, а тот, другой, раз – и тыкает первого тросточкой в пузо. Легонько так пихнул, но у меня сразу перед глазами вспышка света, и больше нет ничего. Проснулся я, а тут уже Малашка стоит.

– Подошла, да, – подтвердила Малаша. – Думала, пора его паковать, вон даже бинты прихватила. Вбегаю в баню, а вы с ним сидите бледные, как две поганки, и друг на друга таращитесь. Из Кондрата как будто пар выпустили. В жизни его таким не видела. Он очки снял, я в глаза ему заглянула, а они и не голубые. Серые глаза, обыкновенные, болотного цвета. Ну, я скорее Борьку растормошила, и мы его вдвоем до машины отвели, подальше от греха. Батлер возбухать начал, пришлось ему второй фонарь поставить, для симметрии. В общем, похоже, победа за тобой, Силыч.

– Похоже. Отведи меня тоже, Малашенька, в дом. Надо передохнуть малость.

Малаша взяла старика под руку, но он, словно опомнившись, тут же высвободился и подошел к холсту, на котором рисовал Синькин. Схватил его и поднес к самым глазам.

– Пусто! – выдохнул Силыч.

На белом холсте был намечен масляной краской белый квадрат.

– Ага, – подтвердила Малаша. – Прикольно, да? Это что означает-то? Что нет в тебе бесов?

– Не знаю я, Малашенька. Может, и так. Трудно мне о себе судить.

– Ну пошли!

Как только они вышли, Беда упал на кушетку и закрыл глаза. Сил не было совсем. Перед внутренним взором закрутились волчком какие-то невнятные, но явно враждебные вихри. Потом они замерли, и всплыла неподвижная картина: контемпорари-ад, увиденный весь разом, сверху, из поднебесья, словно лифт достиг самой-самой верхней точки.

«Хорошее слово, – подумал Беда, засыпая. – Под-не-бесье. Жить бы всю жизнь под небесьем…»

Он хотел шагнуть в поднебесье, но перед ним выросло препятствие: что-то плотное, материальное, похожее на сколоченные вместе неструганые доски мешало ему. Мухин решительно вытянул руку, оттолкнул зло – и вышел из сортира.

Солнце отвесно спускалось на безбрежную, без единого бугорка равнину, тянувшуюся до самого горизонта. На ней, словно на карте, лежал город: несколько башен, колокольня, канал, остроконечные крыши – и все это служило как бы подставкой для залитого нежнейшим пурпурным закатом и украшенного парой пухлых сливочных облачков неба.

Слуга уже установил мольберт, разложил краски, и теперь ничто не могло помешать художнику приступить к написанию пейзажа.

– Бедик! Как ты там, малыш? – послышался совсем рядом голос Малаши.

От этого звука Боря сразу проснулся. Ему ужасно не хотелось открывать глаза и расставаться с только что обретенным счастьем. Но, даже еще не открыв их, он понял, что теперь всегда сможет вернуться в рай.

Эпилог

Побывал ли Кондрат Синькин в аду, встретился ли там со своим двойником или нет, – все это осталось неизвестным. Известно только то, что, сев в машину, он приказал Тимоше везти себя прямиком в аэропорт, где как раз успел на вечерний самолет в Москву. Губернатору бывший арт-директор велел передать написанное по всей форме заявление об увольнении по собственному желанию – похоже, оно было заготовлено еще до встречи с Силычем.

Блог Синькина больше не обновлялся, и самого куратора никто с тех пор не видел. Правда, один художник, якобы побывавший на Гоа, утверждал, что наблюдал там на пляже одно тело, очень похожее на синькинское. Тело всегда лежало на одном и том же месте под пальмой, лицом вниз, и не реагировало на оклики. Впрочем, наблюдательного художника звали Гоша Достоевский, а его-то самого никто в реальности точно не видел ни в Индии, ни где-либо еще.

Губернатор подписал указ об увольнении Синькина одновременно с собственным отречением от должности. Прочитав заявление куратора, Андрей Борисович сразу понял две вещи: что одному ему проект культурной столицы не вытянуть и что следующий вопрос Верховного окажется последним, – и потому благоразумно решил уйти сам. Говорят, что он живет теперь в Нью-Йорке, возле Центрального парка, и часто посещает Музей Соломона Гуггенхайма.

Губернатор покинул Прыжовск первого октября, а еще через неделю в городе не осталось ни одного современного художника.

Члены ХУШО вернулись в столицу и возобновили сольные выступления. Там же пристроилось и большинство бывших студентов распущенной Школы Изящного Арта. Надо заметить, что никто из них не пал духом, наоборот: у молодежи большие планы на будущее. Саня Щипакин собирается нарисовать цзунь на инсталляции самого Шебуршина в Третьяковке. Костя Никодимов открыл креативное бюро и уже осуществил ряд небольших, но смелых проектов: в частности, приобрел муравьеда и сдает его в почасовую аренду тем, у кого на кухне заводятся маленькие рыжие муравьи. В планах бюро – продюсировать видео Сони Сойкиной, которая намерена в ближайшее время провести перформанс с участием леопардов.

Коля Убей Мозги эмигрировал в Англию. Теперь он занимает место доцента антропологии в одном из известнейших британских университетов, и зовут его доктор Николас Юм. Ходят слухи, что он подружился с профессором Прайсом и ученые собираются даже издать совместную книгу – «Диалоги на теннисном корте».

Азефушка Прудоморев полностью перенес свою деятельность в социальные сети: теперь он день и ночь агитирует за прекращение употребления в пищу иерусалимского артишока и призывает власти осуществить перформанс «Тесновато» в одной из соседних стран.

У Вали с Галей родился мальчик, которого назвали Борей. Говорят, что ребенок обладает необыкновенными способностями и уже в два года запросто отличает Шишкина от Куинджи.

Члены Союза художников вернулись к мирной жизни. Геннадия Андреича все-таки уговорили остаться в председателях еще на один срок, а Илья Ильич Пухов создал картину, на которой танки форсируют реку Спичку, а также нарисовал такой ядовитый шарж на Шаманова-Великанова, что тот чуть не закопал шутника в землю.

Господин Господин пережил уже трех губернаторов и по-прежнему занимает должность министра культуры Прыжовского края. Во всем, что касается искусства, он твердо стоит за сохранение и преумножение классического наследия. Господин министр приватизировал Правительственную дачу, и Тимофей Иванов служит у него дворецким.