Читать книгу "Открой свое сердце - Марина Преображенская"

В гостиной подала голос кукушка, выбиравшаяся из своего теремка каждые полчаса, забавляя домочадцев острой мордочкой. Артур утверждал, что эта русская кукушка и кукует-то совсем не похоже на своих немецких механических подружек.

— Интересно, — спрашивал он, смеясь в связи с этим утверждением, — а живые русские кукушки понимают, о чем кукуют немецкие?

— Наверное, понимают, — отвечала с сомнением в голосе Кристина. И в самом деле, понимают ли русские кукушки немецких? А русские дворняжки — немецких? А русские лягушки — немецких? Как странно, соседи ведь, а понимать друг друга не умеют. Еще тогда Кристина думала о том, что нет такого русского мужчины, которого она смогла бы понять. Все они, непохожие на прагматичных и расчетливых немцев, какие-то странные и недоступные. А какие они в постели? Такие же торопливые и… Кристина огорчилась от возникших мыслей. У нее появилось чувство, что Кароль просто использует ее. Почему «использует» — использовал. И отстранил за ненадобностью. Кристина устремила взгляд за окно. Медленные облака проплывали в голубом квадратике вымытого до невидимой прозрачности стекла, глаза ее были близки к тому, чтобы снова наполниться слезами.

Кукушка прокуковала пять пополудни. Пять часов, Господи! Всего два часа до встречи! Куда же подевался день? Как он сумел пролететь одним мгновением?

Кристина быстренько надела бикини. Волосы просохли, и она уложила их феном. Послушные волнистые пряди вольно и мягко накрыли плечи. Они не требовали ежедневных многочасовых забот, а были прекрасны в своей естественности и свободе.

Пора одеваться. Кристина еще раз бросила взгляд на костюм, лежащий на столе, а потом за окно. Вечернее солнце заиграло искорками нежного света в брызгах фонтана. Через скверик, с которого начинался Тверской бульвар, маячила вывеска «Макдональдса». Она подошла к окну, у фонтана бегали дети. Почти все лавочки, стоящие рядом, были заняты отдыхающими людьми. Народ толпился у фотографа с живой разнаряженной обезьянкой. Повернув голову, Кристина взглянула на памятник Пушкину, и ей показалось, что великий поэт с укоризной посматривает на иностранные вывески в витринах магазинов.

Ей вспомнилось, как в середине восьмидесятых она в первый раз приехала в Москву. Все тогда было совсем не так. Пустые прилавки магазинов, длинные очереди за продуктами, одинаковые серые и темно-синие костюмы мужчин. Пачка «Мальборо» в ее руке притягивала чужие завистливые взгляды, являясь признаком ее «иностранности» и показателем достатка. Ей вспомнилась стайка детей, выклянчивающих у нее жвачку. Боже мой, как ей тогда было неловко и стыдно за эту большую и богатую, как ей представлялось, страну!

Кристина отошла от окна, почему-то убрала выбранный ранее костюм и достала другой, шелковый, в коричнево-горчичных тонах, который напоминал ей о маленьком немецком магазинчике, надела туфли от «Гуччи» в тон темно-зеленой сумочке. И неважно, что эта сумочка от «Бри» не так уж и дорога, есть в ее гардеробе вещи и втрое, и впятеро дороже, но именно эта сумочка стала в последнее время для нее почти талисманом. Она обратила внимание, что, когда сумочка с ней, все у нее идет так, как она задумала.

Кристина нанесла на лицо капельку любимых «Фиджи» и, в последний раз взглянув на себя в зеркало, вышла из квартиры.

Ей удалось поймать такси почти у самого дома. С первой же фразы догадавшись, что имеет дело с иностранкой, шофер заломил цену, гораздо выше обычной, и Кристина, обреченно вздохнув, согласилась. Ей никак не удавалось провести таксистов — выдавал акцент.

Через несколько минут она входила с сердечным трепетом и непроницаемым выражением лица в один из своих любимых московских ресторанов. Сунув швейцару чаевые, она чуть задержалась при входе, пока глаза ее привыкали к полумраку помещения, а затем неторопливой уверенной походкой плавно направилась к единственному незанятому столику, рядом с которым уже стоял заметивший ее Николай. После секундного замешательства, во время которого ее сердце, ставшее вдруг неимоверно большим, чуть не вырвалось из груди, Николай улыбнулся ей своей ослепительной, неподражаемой и неповторимой улыбкой.

— Это самое счастливое событие в моей жизни за последние годы. Я благодарен вам, что вы приняли мое предложение.

— Не стоит благодарности, я рада провести время с вами. К сожалению, я без мужа, но так сложились обстоятельства, что мне приходится заниматься бизнесом самой. Кароль присоединится к нам через несколько дней.

Пока она говорила, Николай отодвинул стул и помог ей сесть за столик. Она улыбнулась и с любопытством огляделась вокруг. Респектабельная приятная публика окружала их, все столики были заняты, и многие мужчины с восхищением поглядывали в ее сторону.

У их столика незамедлительно появился официант…

8

День пролетел стремительно, не все вопросы удалось «закрыть», но Николай Иванович понимал, что они потерпят. В половине пятого он вызвал к себе референта с тем, чтобы обговорить дела на завтра. Сергей, несмотря на громоздкую фигуру качка, обладал живым, цепким умом и сообразительностью, тем самым зачастую приятно удивляя своего искушенного босса. Николаю Ивановичу ничего не приходилось повторять дважды или повторно возвращаться к ранее поставленной перед ним задаче.

Работа отвлекла и несколько выветрила в памяти воспоминания об утреннем сне. Уже в машине Николай Иванович попытался еще раз «прокрутить» его в своей памяти, освежить поблекшие краски навязчивого видения, стараясь сопоставить два телефонных разговора — с Кристиной реальной и с Кристиной — плодом его сновидения. То, что он имеет возможность сегодня еще раз увидеть эту женщину, приятно радовало и теплым покалыванием отзывалось в самых укромных уголках души. Но ожидаемое рано или поздно появление фон Зиндера, напротив, действовало отрезвляюще, привнося безотчетную ноту тоски и смятения. Подспудно Николай Иванович ожидал от немца какого-то подвоха, проявления агрессивности и одновременно с этим понимал, что все это — ерунда. Никакой опасности фон Зиндер для него не представлял.

Приготовления к предстоящей встрече не заняли много времени. Он вышел из своей квартиры в половине седьмого, гладко выбритый и благоухающий запахом одного из тех одеколонов, которые так любила презентовать ему Алина. Николай Иванович полностью полагался на безукоризненное чутье дочери, тем более, что и в этом их вкусы совпадали.

Он любил ходить пешком. До «Праги» было пятнадцать минут спокойным шагом. Николай Иванович посмотрел на цветы, стоящие в цинковых ведрах прямо на раскаленном горячем асфальте. Большие бордовые розы так и кричали: не проходи мимо! — и он едва удержался, чтобы не купить огромный букет, завернутый в хрупкую оболочку прозрачного, украшенного белоснежным узором целлофана. Но благоразумие взяло верх. Трудно было удержаться от искушения, тем более, что он знал, нет такой женщины на свете, чье даже самое холодное сердце не подтаяло бы от букета прелестных цветов. Но, увы, не тот случай.

Хотя…

— Будьте любезны одну розу. Вон ту. — Он указал рукой на самую роскошную из тех, которые увидел, заплатил за нее и, сказав «спасибо», направился к месту встречи.