Читать книгу "Подмены - Григорий Ряжский"

«Что ж, были когда-то при нём две женщины, – думал Дворкин, внимая словам вкрадчивой тёщи, – а стали две чужие тётки: одна – действующая стерва, другая – хабалка с опытом, но не у дел».

Получалось вполне неплохо, но для полного удовольствия чуть не хватило.

– Пусть она меня наберёт, – выслушав бывшую родственницу, подвёл итог Моисей, – только я просил бы, чтобы на этот раз её пожелание имело конкретный характер и были соблюдены приличия. Иначе – сами знаете.

– Конечно, Моисеюшка, конечно, – с облегчением затараторила княгиня, видно уже приготовившаяся к худшему из возможных вариантов, – она наберёт, сейчас прям и скажу ей. Ты не подумай чего, это ж она не со зла, просто соскучилась по маленькому незнамо как, вот и бесится теперь, как ехидна ненормальная.

Вера перезвонила, и они снова поговорили. На этот раз бывшая подруга жизни была вежлива и старалась держать себя в рамках.

– Просто по работе полный замот, ты пойми, – она пыталась подобрать слова поубедительней, – хоть ложись да умирай раньше срока.

– Я знаю, – перебил её Дворкин, – как обычно, ревизия сидит и всё на нервах – угадал?

– Так и есть! – с горячностью поддержала его Грузинова, ухватившись за примиряющую стороны версию, и заново попросила о встрече с внуком, но уже в приемлемо мягких выражениях.

Они приехали в то время, когда Анна Альбертовна отсутствовала. Собственно, обе вообще о ней были не в курсе, полагая, что в доме имеется няня с проживанием. Мачеху на период свидания из квартиры убрал сам Моисей Наумович, даже в мыслях не желая допускать, что, уйдя, отлучённые родственницы станут обсуждать ещё и её, между делом не скупясь на новые гадости. Хотелось, как и до этого дня, иметь возле себя хотя бы одну зрелую, ничем не замутнённую человеческую душу, какой, начиная с первого же дня появления в доме, стала для него отцовская вдова.

Сначала ему показалось, что Гарька с трудом узнал обеих визитёрш, но по тому, как уже с первой минуты отказался капризничать и пошёл к ним на руки, Моисей сделал вывод, что родственная связь, кажется, неистребима и потому следует быть готовым к любой непредсказуемости судьбы по части взросления внука. В виде гостинца княгиня оставила котлеты, наверченные ею из парной, как она сообщила, телятины Верочкиной поставки, и пару среднеразмерных плюшевых безделушек. Вера же Андреевна перед уходом просто молча вынула из сумки отруб тамбовского окорока, палку сырокопчёной колбасы микояновской выделки и взвес свежайшего творога. Сказала, как распорядилась:

– Для моего внука.

Принять фабричную еду в виде дара означало признать не просто новый мирный договор, но и аннексию долевого права на Гарьку, на что Моисей Наумович пойти не мог. И потому плюшевое и котлеты принял, остальное с невозмутимым лицом вернул. После ухода женщин ещё какое-то время сидел, размышляя над тем, рад ли он тому, как всё получилось, или, кроме лишнего беспокойства и вреда, ничего хорошего это непредсказуемое соединение с роднёй Гарьке не добавит. И всё же разум победил: пусть ходят, в итоге решил он, когда нагулявшаяся по магазинам мачеха вернулась домой и собрала на стол, разогрев в числе прочего княжьи телячьи котлеты.

– Сами съедим, – хмыкнув, указал на них Дворкин, – не хочу, чтобы они моего внука подкармливали, мы тоже в состоянии прокормить. Больше от них ничего не возьму, а это будем считать одноразовой акцией благотворительности, просто чтобы не забылся вкус немороженого мяса. А вообще, лучше и не привыкать, а то сегодня Вера Андреевна на своём месте, а завтра, глядишь, по результатам ревизии её вообще не будет, и что тогда делать прикажете? Самим, что ли, телят на котлеты выращивать?

16

Между тем, несмотря на пессимистический прогноз бывшего супруга, Вера Андреевна Грузинова вполне уверенно чувствовала себя на новой должности, сделавшись заместителем Давида Суреновича по единой для обоих торговой вотчине. Влияние и материальный ресурс, которыми она за время пребывания при хозяине успела обзавестись, теперь, помимо устойчивой женской привлекательности, придавали Верочке ещё и ощутимо начальственный вид, который, как это уже признали все, был ей к лицу. Окончательно убедившись в верности Грузиновой делу, которому служат, Давид позволил себе несколько ослабить хватку, всё больше и больше доверяя своей воспитаннице ведение общего хозяйства. С самого утра Верочка, первой из гастрономического начальства появлявшаяся на службе, в белейшем, свеженакрахмаленном халате, идеально обтягивавшем фигуру при помощи безупречных выточек в районе оптимально пышной груди, уже стояла в центре торгового зала, зорко отсматривая начало рабочего дня и следя за всяким, кто своим видом, намёком или любым неправильным действием решил покуситься на устои. Она – состоялась, и это не могли теперь оспорить даже тайные недоброжелатели. Сноровка, полная самоотдача без малых скидок на слабость девичьего нутра, умение чувствовать врага и привлекать на свою сторону колеблющихся, делая из них убеждённых единомышленников, а кроме того, и выгадывать ещё добавочный барыш вскоре негласно поставили Веру Андреевну в один ряд с самим Суренычем, известным своей прозорливостью, неуступчивостью и способностью складывать в голове цифры, не прибегая к услугам карманного бухгалтера. Бухгалтер, конечно же, имелся, и не один, однако, исполняя волю деспотичного директора, он каждый раз с тоскливым послушанием выдавал испрашиваемую законом отчётность, проводя по бумагам лишь тонны, суммы и килограммы, приказанные ему Бабасяном. Таким образом, альянс, окончательно сложившийся между Давидом и Верой, в скором времени перерос в настоящую и могучую парность. Именно по этой причине всё чаще Давид, думая о Верочке с высоты общих новых позиций, удивлялся своему же давнему сомнению насчёт того, чтоб приблизить её к себе окончательно, целиком забрав не только в цеховую, но и в мужскую жизнь. Всё уже совпало, всё было по уму: слабые – отваливались, сильные – соединялись, немощные – усыхая, сдавались, победители – завоёвывая новые рубежи, крепили тыл.

Честно говоря, покидала Вера квартиру на Елоховке, едва-едва сумев скрыть недовольство. Никак не рассчитывала, что во всём, включая всякую незначительную мелочь, обнаружится такая чистота и порядок. Между делом заглянула и в столовую, куда отворены были обе дверные створки с идеально промытыми стёклами, – и там всё было по уму и так же нормально прибрано. На обеденном столе – белейшая скатерть: накрахмаленный низ, по краю пущено кружево, из старых, завихрённых, острых на ощупь, твёрдых на уголок. И салфеточки, не бумажные и тоже безукоризненно белые, чистой стопкой приготовленные для рядового, как видно, семейного обеда. Кольнуло не то чтобы завистью, скорее разочарованием от несовпадения сочинённого образа и получившегося факта. Да и горем в доме тоже ни от одного угла не тянуло, как и лёгкой тоской теперешних обитателей его по прежней жизни. Что до Гариньки, то оказался он в чистоте и пригляде, и это было заметно по всему: что по уюту детской комнаты с окном во двор, что по отсутствию единой пылинки, в чём Вера Андреевна убедилась лично, неприметно проведя рукой по дальнему краю подоконника.

Ну а княгиня – та, оценив условия нового проживания Гарольда, не сдержалась и всплакнула, уже когда они с дочерью вышли на Спартаковскую и стояли на обочине, ловя таксомотор. В общем, даже мало усладить самолюбие у обеих не получилось: ребёнок чувствовал себя – лучше не бывает, Моисей исполнял обязанности дедушки-опекуна – прекрасней не придумаешь. И если Вера, живя с Давидом, ещё была пристроена по жизни более-менее, то Анастасия Григорьевна, оказавшись теперь в полном одиночестве на Четвертом Вятском переулке, не имела никаких событий и удовольствий вне скудного жизненного цикла, состоящего из замкнутой цепочки «дом – рынок – булочная – поликлиника – сберкасса – дворовая лавочка – программа „Время“». Даже грузчик-муж и тот не появлялся в поле любой видимости, честно отрабатывая договорённость, и она даже подумала как-то, что не прочь сойтись с ним поближе, коль уж так совпало, что породнились через штампы в паспортах. Раз в неделю заезжала, правда, к дочке на службу, принять от неё загодя приготовленную бесплатную сумку с продуктами, которую ни разу так и не удалось опустошить ко дню очередной встречи. Однако дочь о том не знала и знать была не должна, потому как в этом случае даже эти короткие пересечения с ней сделались бы ещё более редкими. Там же несколько раз сталкивалась с Бабасяном. Тот неизменно проявлял вежливость, неискренне выдавливая на лице дежурное уважение, смазанное хитрованской армянской улыбкой, но она-то видела, не могла не заметить, что и то и другое не что иное, как фальшивка, как и всё на ихней работе, где и торгуют не в убыток себе, и, не зная меры, тащат всё, до чего не дотянется загребущая прокурорская длань.