Читать книгу "Дикая весна - Монс Каллентофт"

«Я отказываюсь, отказываюсь, отказываюсь!» – произносит она мысленно, и это слово превращается в мантру, несет ее вперед, и она думает: «Мне тридцать шесть лет, я не желаю, чтобы моя личность определялась ошибками другой женщины и ее мужа и их полной неспособностью заглянуть самим себе в глаза. У меня есть теперь такая возможность – посмотреть на себя в зеркало и наконец сделать шаг вперед в своей жизни.

Я должна навестить своего брата. Ради самой себя, ради Туве, ради него. Должна победить свой страх. Ведь я боюсь того, что меня там ждет, не так ли?

Туве. Она готова ехать туда прямо сейчас».

Малин вытесняет черное чувство, возникающее в душе при мысли о Туве, понимая, что совершает ту же ошибку, которую всегда совершала раньше.

«И все же.

Все же.

Сначала я должна довести до конца это дело. Прижать Оттилию Стенлунд. Заставить ее заговорить».

И тут Малин вспоминает о Петере Хамсе. «Я не поговорила с ним сегодня. Хотя у меня был серьезный повод».

И еще она думает о Даниэле и Янне, гребаных свиньях, и несется вперед. Все окружающее сливается в сплошной поток красок и звуков, и боли, и вдохов-выдохов. В конце концов она прислоняется к стене у своего подъезда, когда часы на церкви Святого Ларса бьют половину седьмого. Чувствует, как живот скручивает, успевает отвернуться в сторону – ее рвет желчью, и это безгранично здорово, все ее тело в поту и прохладной влажности.

Малин вставляет в рот два пальца.

Последний рвотный спазм.

Перед ней встает лицо отца.

«Папа, – думает она. – Как я смогу простить тебя?»

Глава 39

12 мая, суббота

Машина несется по трассе Е-4 на север, среди плоского провинциального ландшафта.

На часах только половина седьмого, и Малин счастлива, что Зак ведет машину – никакой кофе в мире не может отогнать ту усталость, которую она испытывает, хотя на этот раз и проспала всю ночь.

Вчера ей пришлось долго уговаривать Свена Шёмана, чтобы тот отпустил их в Стокгольм, добавил эти расходы в их и без того напряженный кризисный бюджет – и дал ей возможность лично допросить Оттилию Стенлунд вместо того, чтобы передоверить это дело коллегам.

Однако Малин убеждена, что только она в состоянии сделать это правильно – только они с Заком, и ей хочется прорабатывать дальше эту версию, а Свен не смог противостоять ее убежденности.

Устала, как же она устала…

Она все еще не пришла в себя; те дни и ночи, когда все происходило разом, еще звучат в ней, – и нужно проспать целую неделю, чтобы выспаться. Но только не сейчас, сейчас время не терпит, и Малин вслушивается в гул мотора, видя за окном белых коров, пасущихся на цветущем зеленом лугу перед фермерским домиком на краю соснового леса.

«Что скрывается там, между деревьями? – думает она. – В этих черных пространствах? Куда мы несемся, Зак и я? Удастся ли нам найти что-нибудь новое, или эта версия, которая ведет нас к секретарю социальной службы Оттилии Стенлунд, – ложный след, а те версии, которые разрабатывают Вальдемар Экенберг, Юхан Якобсон, Бёрье Сверд – верный путь вперед?

Возможно, истина заключена если и не во Фронте экономической свободы, то в ином воинствующем активизме? Или в исламистах? Или в организованной преступности? Криминальных мотоклубах…»

Пистолет в кобуре, спрятанной под пиджаком, давит на тело.

Вчера вечером Свен по телефону призвал их отправиться в Стокгольм как можно раньше, когда Малин настояла, что они сами должны выудить информацию об усыновлении у Оттилии Стенлунд. Он сказал, что им по-прежнему неизвестно, кто был тот человек с велосипедом, что допросы в университетской больнице ничего не дали, обследование, проведенное техническим отделом, – тоже, поэтому Малин и Заку предоставляется полная свобода действий.

– Делайте что хотите, – сказал им Свен. – Двигайтесь вперед. Возможные проблемы с бюджетом обсудим после.

Малин показалось, что на самом деле он сказал: «Двигайтесь вперед в темноте».

Глядя на серый асфальт трассы Е-4, читая дорожную надпись «Норрчёпинг 14», она думает: «Я и впрямь вступаю сейчас в неизвестную темноту, но это не пугает меня – то, чего я боюсь, где-то в другом месте». Тут Зак протягивает руку к плееру и включает немецкую хоровую музыку в минорной гамме, которая в неподходящей ситуации вызывает у Малин головную боль, однако сейчас кажется на редкость уместной.

Форс прижимается головой к стеклу, закрывает глаза и отключается.

* * *

Когда она просыпается снова, машина уже проносится по южным пригородам Стокгольма.

Бездушные многоэтажки Бутчурки – словно пытающиеся отшатнуться от ускользающего горизонта.

Скрытая роскошь Мелархёйден и относительная уютность Мидсоммаркрансен, где дома в стиле конструктивизма смягчают гул скоростной трассы, словно раскрывая своим жителям теплые объятия.

Стокгольм.

«Однажды я переехала сюда, – думает Малин. – Я и Туве, тогда еще совсем кроха, и было почти невозможно сочетать роль мамы маленького ребенка с учебой в полицейской академии. Я как-то выжила, но не более того».

«Стокгольм остался для меня не более чем кулисой, – думает она, когда машина проезжает мост у Сканстуль и затем ныряет в тоннель под новехоньким, блестящим фасадом отеля. – Я так и не прониклась душой города, он не пустил меня к себе – да и с какой стати? Мать-одиночка, пытающаяся выучиться на полицейского… Можно ли оказаться ниже в иерархии – в таком городе, помешанном на деньгах и последней моде, на всем необычном и эксклюзивном?»

«Мне казалось, что я хочу остаться, – думает Малин. – Но я внушила себе, что это невозможно по практическим соображениям, что я хочу вернуться домой к Янне и, может быть, попробовать начать все сначала, однако здесь было другое. Острое чувство того, что я не дотягиваю, не соответствую требованиям – не это ли чувство ты всю жизнь несла с собой по жизни, мама? Чувство, что мир велик, а ты слишком мала, что другие значимы, а ты ничего не стоишь».

Когда они снова выныривают на поверхность, Малин видит задний фасад здания Риксдага и думает: «Как мне вообще пришло в голову, что я могла бы прижиться здесь? Скольким удалось то, в чем я потерпела неудачу? Приехав из маленького городка, завоевать столицу. Преуспеть, стать кем-то, поразить мир – пусть даже небольшую его часть…»

Позади них, как средневековый замок, возвышается над водой Мюнхенская пивоварня – скалы нужны, чтобы защитить буржуазную святыню от посягательств, а шпиль Ратуши на другой стороне словно предупреждает: «Приходи сюда, однако не воображай, что ты что-то собой представляешь». Дома в стиле конструктивизма по набережной Норр Меларстранд выше, чем они запомнились Малин, и она задается вопросом, каково жить здесь – просыпаться каждое утро и смотреть на мост Вестербрун и залив. Ей вспомнилась квартира, которую они с Туве снимали в Транеберге. Студия с нишей для кровати на нижнем этаже, над помещением для сбора мусора и с видом на парковку во дворе.