Читать книгу "Ночь с Марией. Рассказы - Олег Михалевич"

Окна сруба стояли высоко, достичь их, даже с его ростом, было невозможно. Он поискал вокруг чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве импровизированной лестницы, но если таковое и имелось поблизости, то было надежно скрыто под толстым слоем снега. Какую-то надежду оставлял микроавтобус у входа. Юра попробовал двери, все они оказались заперты. Он подергал ручку, потолкал машину, чтобы сработала сигнализация, но безуспешно. Весь, так тщательно набранный жар бани, испарился без следа. Тело, сковывая движения, охватил жуткий холод. В отчаянии, Юра кинулся на неподатливую дверь главного входа в баню и начал лупить в нее, с ужасом понимая, что его застывшие кулаки практически не производят звука, да если бы и производили, как ему пробиться сквозь заваленный полушубками гардероб, каминный зал, громыхающий музыкой предбанник…

Юра вновь прыгнул в сугроб, который, казалось, давал чуть больше тепла, чем открытое пространство. Но и это чуть давало лишь крохотную отсрочку неизбежного. Тело забилось крупной дрожью. Надо было срочно что-то предпринимать. Если не попасть в баню, может быть, по соседству есть другое строение? Юра вновь вскочил на ноги и огляделся вокруг. На дворе стояла ночь, но полная луна висела над головой, освещая окрестности почти как днем. С одной стороны, начинающийся в нескольких метрах от бани крутой склон сбегал к озеру, но без малейших признаков жизни по его берегам, далее сплошной стеной стоял лес, прореженный единственной дорогой, по которой и приехала кампания, преодолев заслон у лесной сторожки. Сторожки! И в ней, наверняка у теплейшей из печек, а как иначе продержишься в небольшом вагончике, та самая Ильинична, способная одной рукой уложить здоровенного мужика!

Уже не раздумывая, он рванулся в сторону дороги, споткнулся, упал в сугроб, вскочил, пробежал несколько шагов и упал вновь, теперь на укатанную автомобильными шинами дорогу, по которой оставалось пробежать всего пятьсот, восемьсот метров, ну, может быть, километр, сущий пустяк. Мало ли натоптал он таких километров по лесным тропинкам у своего загородного дома. Не голым в тридцатиградусный мороз, конечно, не босой, с теряющими чувствительность ступнями, не в глухой тайге, где единственный страж невесть каких ценностей – здоровенная, голодная до мужиков баба! Ох, будет на чем порезвиться местному фольклору.

Но не злобные языки местного населения волновали его сейчас, а расстояние. Ноги слушались плохо, он опять упал, раз, второй, но уже отмахал добрую сотню метров и вдруг застыл. Огромные сосны сомкнулись по сторонам дороги, луна затерялась за могучими ветвями, стало сумрачней, но обвыкшие к темноте глаза еще легко выхватывали малейшие извивы… сразу двух зимников! Юра застыл на месте. Дорога разветвилась, и каждое из новых направлений, расходившихся под углом в девяносто градусов, выглядело абсолютно идентичным.

Он попытался вспомнить, с какой стороны автобус подъезжал к базе, но сразу понял, что за разговором практически не выглядывал в окно, разве что в момент, когда автобус подбросило… Автобус! Юра пригнулся ближе к дороге, чтобы разглядеть след протектора, но его ждала неудача. След был на дороге справа, но точно такой же отыскался и на левой дороге. Уже ни на что не надеясь, он двинулся обратно к бане, с каждом шагом все ясней понимая, что скорей всего не сможет дойти даже до деревянного сруба. Да и зачем? Тело, еще недавно содрогаемое неконтролируемыми судорогами, успокоилось, одеревенело и ощущалось уже не совсем своим, словно дух Юры каким-то образом оторвался от своего физического носителя и умиротворенно взирает на него со стороны. Юра сделал несколько тяжелых шагов по направлению к бане и с облегчением опустился на снег.

Заглянув в комнату отдыха, банщик спросил, кто пойдет следующим.

– Да я и пойду, наверное, если остальные не против, – сразу отозвался Полудубов, поднимаясь с лавки. – Как там наш гость, кстати, живой?

– Не то слово! – Банщик с гордостью потянулся и промокнул влажным полотенцем лоб, по которому сбегали крупные капли пота, но тут же взял себя в руки, всем своим видом показывая, что ему-то, потомственному сибиряку, такая работа нипочем. – Наш человек! Еще и на морозец выскочил в снегу поваляться.

– В снегу – это знатно, – согласился Полудубов, – я бы и сам… А сейчас-то он где?

Мы сидели на палубе новенькой шестидесятифутовой красавицы-яхты. Время приближалось к полуночи, летнее небо раскинуло звезды по всему небесному куполу до самого горизонта, линия которого прерывалась только со стороны небольшого острова, одного из нескольких тысяч в шведских фьордах. На палубе стояла ополовиненная бутылка дорогого сигарного виски. Обрезав кончик увесистым хромированным устройством, я поднес сигару к зажигалке и втянул в себя воздух. Во рту противно запершило, вместо свежего морского воздуха в полости рта завис запах горелых табачных листьев, к горлу подобралась тошнота. Что хорошего находят в этом курильщики? Даже глоток виски не помогал избавиться от неприятного ощущения.

Медленно отведя руку в сторону, я незаметным движением швырнул сигару за борт, но от зоркого глаза хозяина яхты, успевшего сделать уже несколько затяжек, это не ускользнуло.

– Не нравится? Да и впрямь гадость. Жизнь-то одна, чего ради ее еще и этим отравлять?

Следуя моему примеру, он быстрым движением выщелкнул сигару из руки, она высоко взлетела в воздух, сверкнула искоркой в ночи, и исчезла в воде.

– Ну, а дальше, дальше-то что было? – поторопил я.

– Дальше?

Юра отхлебнул из своего стакана и задумчиво посмотрел в сторону горизонта, словно вновь переносясь в далекую сибирскую ночь.

– Дальше мне уже ничего не хотелось. Холода больше не было, на душе стало спокойно, я был уверен, что моя миссия на этой земле завершилась, и вполне успешно, завод получил все, что требовалось, все у них будет хорошо, да и меня будут вспоминать добрым словом – всего такого, какой я есть… Такого… Я словно больше не лежал в снегу, а парил в воздухе и со стороны смотрел на лес, на дорогу, на собственное тело – хорошее такое, крупное, с широкими плечами, мускулистой грудью, крепкими руками и ногами, почти без живота, с… Я всмотрелся в то, что должно находиться между ног, и ничего не нашел! Нет, мой дружок, конечно, был на отведенном ему месте, но он сжался до таких невероятно малых размеров, что был едва различим. У меня, всего такого большого и мощного! Едва различим! Здоровый был парень, станут говорить люди, да вот мужчина, похоже, никакой… И в этот момент меня словно током ударило. Я вскочил на ноги и кинулся к бане, зная, что сейчас просто вышибу с разгона дверь. Гордыня вогнала мой дух обратно в тело, превратила его в стальной снаряд, в быка на корриде, в танк. Я летел на дверь, я влетал на нее руками, плечом, ногами, грудью, и дверь, будто ощутив мой порыв, распахнулась сама, и я упал прямо в руки Полудубова и его команды.

Мы помолчали. Потом глухо сдвинули толстые граненые стаканы и выпили за юбилейный, пятнадцатитысячный день жизни хозяина яхты.

– Так деньги на строительство храма ты после этого отдал? Чтобы гордыню усмирить? – еще спросил я.

Юра, не отрывая взгляда от далекого горизонта, на ощупь отыскал свой стакан и сделал новый глоток.